Невинная оговорка (ЛП)

лежали в зоне серой морали, облегчал положение вещей или, наоборот, всё усложнял. Его слова

были ощутимы, как прикосновения рук.

Полагаю, Финн был прав, все люди многослойные личности, слой накладывается на слой,

какие–то проницаемые, какие–то нет. И я не была исключением.

– Ты носишь бежевые кружевные лифчики. Я этого не знал.

Зародившийся у меня смешок, так и не вырвался наружу. Я мягко выдохнула. Мои трусики

были из того же комплекта, что и лифчик, и должно быть его это тоже интересовало. Мне не

следовало поощрять его, но его привлекательность ощущалась, как источник тепла в холодной

комнате.

– Что ещё?

– Ты хорошо выполняешь указания.

– Есть ли что–либо ещё, чего я не слышала ранее…

– На спину, ноги на диван,– тон его голоса изменился, не принимал возражений. Я

улеглась на диван, облокотившись лопатками на подлокотник.

– Позволь мне увидеть тебя. Всю тебя.

Пульсирующий клубок возбуждения между моих ног теперь был единственным, что

сводило меня с ума. Я с трудом стянула платье с бёдер, когда Финн обошел стол и ухватился за

край платья. Он рывком стянул его с бёдер, с икр, с лодыжек и бросил его на пол. Когда в

последний раз я обнажалась перед кем–то кроме Натана? Я скрестила лодыжки и руки на груди.

– Как я могу разглядеть тебя, если ты так делаешь? – спросил он.

– Ты не можешь. И точка.

– Ты не хочешь, чтобы я это сделал?

Я замешкалась. Я не волновалась, что ему не понравится увиденное, наоборот, очень даже

понравится. Что ему захочется чего–то большего, чем просто смотреть. И что я не смогу

остановить его, хотя должна. Или не должна? Ведь Натан не приложил никаких усилий, чтобы

остановить меня. Он наблюдал, как я уходила сегодня утром. Он проигнорировал мои просьбы

поучаствовать в съёмке, вернуться домой, позволить мне приехать к нему. Он отказывался от

секса, интимности, разговоров. Вспоминая о последних месяцах нашего брака, было бы глупо с

моей стороны предполагать, что он всё ещё хотел, чтобы я бегала за ним.

Сперва я раскрыла руки.

– Я никогда раньше не видел такую, как ты,– сказал Финн, фиксируя каждое моё

движение,– теперь ноги.

Я выпрямила ноги, затем согнула одну ногу в колене, ощущая под стопой бархат дивана,

он был скорее грубым, чем комфортным.

– Ты занимался этим прежде? Я имею в виду фотографировал кого–то вот так.

– Нет, я не заходил так далеко,– он сделал паузу. – Думаю, у меня никогда не было

подходящего объекта.

– А как же…

– Нет, она меня не вдохновляет.

Я старалась смотреть в объектив. Для него я подходящий объект, единственный. Как так

много чувств могло вспыхнуть между нами за такой короткий срок? Теперь я это понимаю. Я уже

была увлечена им настолько, что хотела, чтобы камера исчезла, но я ещё не была настолько

98

смелой, чтобы что–то для этого сделать. Я хотела остановить время. Этим серым вечером, в этом

тёплом пространстве, которое, казалось, могло существовать только в моём воображении, я

подумала, что сегодня может существовать личное пространство где–то посреди реальности. То

место, где существовали только мы вдвоём.

Вспышка молнии напомнила нам, что уже стемнело. Финн включил лампу в изножье

дивана. Я посмотрела через белоснежные возвышенности и изгибы моего тела на него.

Он взял меня за лодыжку и выпрямил мою ногу. Сперва его касание было непривычным,

незнакомым, а потом это ощущение растаяло и слилось с моей кожей. Моё молчание говорило о

моём доверии. Я не останавливала его.

Крепко держа меня, он опустил своё колено между моих ног.

– Ты дрожишь, потому что боишься?

С того момента, как я впервые увидела Финна в коридоре, мы были вовлечены в этот

затянувшийся танец завуалированных намёков и задерживающихся взглядов. Прелюдия, вот что

происходило между нами: те слова, которые мы не произнесли, признания, которые не сделали.

Если мне и было страшно, то я этого не чувствовала, а если я и дрожала, то это было вызвано

чувством предвкушения.

– Я не боюсь.

– Хорошо,– он наклонился вперёд, теперь его камера была направлена прямо на меня. –

Покажи мне.

– Что ты хочешь увидеть?

– Всё, что ты хочешь показать мне.

Его внимание было неистовым и пьянящим. Я не узнаю, как далеко смогу зайти, пока не

попробую. Я смогу остановиться, никогда не будет слишком поздно, чтобы уйти. А что если я

вообще не уйду? Я уже знала ответ– я буду не в силах остановиться.

Мои руки дрожали. Когда я завела их назад, и выгнула спину. Я расстегнула единственную

застёжку на лифчике и деликатно его сняла. Мои соски затвердели от полученной свободы и под

взглядом Финна.

Финн наблюдал за каждым моим движением, будто разворачивал свой подарок

очарованными глазами. Его взгляд впился в эту интимную часть моего тела.

– Какие клёвые сиськи,– сказал он, и моё тело задрожало. Это было довольно грубо, но

казалось он просто должен был это сказать. А я становилась всё более мокрой, даже слишком

мокрой для моих крошечных трусиков.

– Финн,– сказала я, как уколола, потому что он не фотографировал.

– Извини,– он направил объектив прямо на меня, но ничего не произошло. Он положил

камеру на стол с глухим стуком. Его руки опустились мне на талию, большие, тёплые. Он потянул