Обрывки мыслей улетучились, как только Данте снова перешел в наступление. Рука скользнула от колена вверх вдоль бедра к заветной ямке, влажной от его ласк. Но теперь Ева была готова. Она прижалась к нему, подставляя губы, дразня языком. Ее самые смелые эротические фантазии отступали перед умопомрачительной реальностью.
– Ева… Ева… – шептал Данте, заставляя ее сердце трепетать. Он приподнял ладонью ее ягодицы, прижимая к себе так, чтобы она почувствовала всю мощь напряженного члена.
Ева со стоном выгнулась ему навстречу, задыхаясь от невероятных ощущений.
– Не торопись, дорогая, – уговаривал Данте, но его голос предательски дрожал, а дыхание участилось. – Только удовольствие. Ты такая маленькая. – На бронзовой коже выступила испарина, будто он опасался причинить ей боль.
– Возьми меня… пожалуйста. – Она изнемогала от желания испытать это блаженство, чтобы хранить в памяти, как драгоценную реликвию.
Осторожно, будто она соткана из тончайших французских кружев, Данте начал медленное погружение в горячее лоно. Боясь пропустить даже момент священнодействия, которого Ева ждала всю жизнь, она отвела кончиками пальцев влажную прядь с его лба и поглядела в темные глаза, отмечая, как затуманился взгляд, отяжелели веки, когда наконец он вошел в нее. От переполнявших чувств навернулись слезы, и в ту же секунду ее охватила паника. Она получила то, о чем мечтала, но ее сердце оказалось под угрозой: их соитие было слишком похоже на акт любви. Легко представить, что она сохранила себя для первой брачной ночи с Данте. Только для него. Но такие фантазии неуместны в этой постели. Подобными иллюзиями может тешить себя наивная девочка, а не женщина, перенесшая боль утраты и знающая, что ей грозит.
– Скажи, если тебе больно.
Ева приподняла бедра, напрягла внутренние мышцы, удерживая его в себе.
– Ты великолепен, Данте. Мне так хорошо. Я хочу… всего тебя. – «Ты был нужен мне всегда – твое сердце, душа… Нет, нет! Это прошло. Остались только вожделение, секс».
– Ева! – Крик вырвался из груди Данте.
Он звал ее, и Ева с силой притянула его, одарила сводящим с ума поцелуем. Она закинула лодыжки ему за спину, вложив в объятие всю страсть, жар, нетерпение. Еще одно неимоверное усилие, и тела сомкнулись, как две половинки целого. Ева испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Откинувшись на подушки, она уткнулась лицом в его шею, вдыхая возбуждающий аромат первобытной мужской силы.
Время как будто остановилось, пока они лежали, не двигаясь, не размыкая объятий.
Жаркое дыхание Данте щекотало шею.
– Ты даришь райское блаженство, Ева. Ты моя, моя, – шептал он в извечном стремлении покорять и утверждать право собственности.
– Твоя. – Ева повторяла заветное слово, не боясь выглядеть глупой. Во всяком случае, в этот миг, самый восхитительный в ее жизни, она принадлежала Данте. Одним поцелуем этот мужчина способен потрясти ее мир.
Дыхание ее сбилось, когда Данте накрыл губами ее рот.
Данте начал движение бедрами вверх-вниз, сначала очень медленно, заботясь только о ее удовольствии. Он целовал лицо, прикусывал шею, ласкал бедра и ягодицы.
– Ты хоть представляешь, что делаешь со мной, Ева?
В охрипшем голосе явственно звучал итальянский акцент, от которого жар в крови Евы разгорелся до критического уровня. Она дрожала от приближавшегося оргазма, мышцы туже сжимали бархатистый пульсирующий стержень внутри ее лона, тугая спираль возбуждения закручивалась все сильнее.
– Данте, Данте… – бесконечно повторяли ее губы в ритме движений, которые становились все быстрее, как будто шепот разжигал его страсть. Впервые в жизни Ева ощущала свою неотразимую женскую власть.
– Говори со мной, – просила она. – Хочу слышать твой голос. – Упираясь ногами в шелковые простыни, она рвалась ему навстречу, постанывая, когда влажный ствол касался клитора, словно иголками щекоча и покалывая тело.
– Не спеши, дорогая, – безуспешно пытаясь сохранять контроль, уговаривал Данте, но Ева не знала удержу. В нетерпении она прихватила зубками его нижнюю губу, сбив ритмичное скольжение, и Данте издал низкий, почти звериный рык. Он прижал ее запястья к подушке. – Сколько страсти, – возвышаясь над ней, бормотал он сквозь стиснутые зубы, – никогда не испытывал ничего подобного. – Его голос звучал глуше, он перешел на итальянский. Поток нежных бессвязных незнакомых слов сводил Еву с ума.
– Данте… – Как будто разряд молнии пронзил ее насквозь, и Ева изогнулась дугой, неподвижно застыв на пике эротического блаженства.
Откуда-то издалека донеслись слова Данте:
– Боже мой, Ева… – Его пальцы гладили губы, стройную шею. – Иди ко мне, иди… – В его голосе звучал приказ. Данте коснулся набухшего клитора. – Сейчас.
Закрученная в ней до отказа пружина рванула, ослепив яркими всполохами огней. Волны блаженства накатывали одна за другой, мешая вздохнуть. Еву сотрясала дрожь, такая сильная, что ей стало страшно. Как никогда она нуждалась в защите Данте. Ева обняла его, прижалась изо всех сил, невразумительно бормоча, что он единственный, самый лучший, самый…
– Ева, – выдохнул Данте, и его мощное тело содрогнулось в оргазме.