Невинная соблазнительница

Циничное выражение на лице Данте подлило масла в огонь, который, по правде говоря, давно сжигал Еву. У нее не было больше сил сдерживаться, и, не задумываясь, она выплеснула накопившееся негодование:

– Я видела столько предательства, боли, разбитых сердец, что хватит на десять жизней. У меня нет желания посвятить себя человеку, чье понятие верности сводится к одной женщине в каждом городе. Мой отец считал нормальным удовлетворять похоть с кем попало, в то время как его жена умирала, а дети страдали!

Сердце Евы грозило выскочить из груди. Однако ей показалось, что Данте смотрел с пониманием: черты лица смягчились, хватка ослабла.

– Господи, как я сразу не понял? – Данте поднял голову к небу и тяжело вздохнул. – Ева, не все мужчины слабаки. – Он взглянул ей в глаза и ткнул себя пальцем в грудь: – Я не такой, как твой отец.

– Слабак? – Голос Евы предательски дрогнул. – Этим теперь оправдываются измена и предательство?

– Только слабый человек бросает жену и детей в трудное время.

Ева уперла руки в бока:

– А может, тот, кому скучно с одной и той же женщиной? Я говорю о тебе и о Финне.

– Ты ничего не знаешь обо мне, Ева, – рассвирепел Данте, глаза сверкали, ноздри раздувались. – Не суди раньше времени. Я никогда не лгал насчет моих намерений, никого не обманывал. Если хочешь знать…

Ева удивленно моргнула: ошибки быть не могло – красивое лицо Данте исказилось от боли.

– Знать – что?

– Я никогда так не поступлю с тобой, Ева. – В его словах было столько искренности, что Ева готова была поверить, но сомнения продолжали терзать ее. Она не похожа на его прежних женщин. Как скоро ему надоест жена, которая не снимает бюстгальтер даже во время любовного акта? Что, если она вообще лишится груди? Будет ли она желанна? Конечно нет.

– Обещаю, между нами не будет лжи и глупые эмоции никогда не заменят здравый смысл.

«Глупые эмоции?» Очень типичное для Данте замечание.

– Ценю твое честное признание, но брак ничего не решит.

– Ты должна хорошо запомнить одну вещь, Ева, – отчеканил Данте с лицом чернее тучи. – У моего сына никогда не будет сомнений в том, что я его отец. Он будет носить мое имя.

Ева немного растерялась. Казалось бы, Данте произнес обычные слова, но вложил в них столько силы, столько душевной агонии. Вдруг ее осенило: собственный отец не признавал Данте до тех пор, пока обстоятельства не заставили это сделать. Когда умерла мать Данте? Как ее смерть отразилась на нем? Неудивительно, что он пытается заглянуть в будущее и видит его в самом мрачном свете. История повторяется.

Ева дотронулась до него:

– Обещаю, если я беременна, ребенок, он или она, будет носить твое имя. Клянусь…

Данте отшатнулся, и ее рука бессильно упала.

– Прости, но я не верю в обещания. Все серьезнее, чем простое упрямство. Нам надо сохранить деловую репутацию. Подумай о Финне. И неужели счастье и благополучие нашего ребенка для тебя ничего не значат? Мы поженимся!

Ева закрыла глаза – ей нечего возразить. Если не заключить официальный брак, то Данте в глазах общества будет выглядеть подлецом, а она… Страшно подумать. Ева представила себе заголовки газет: «Дива опорочена!», «Кто настоящий отец ребенка?». Финн задушит Данте собственными руками. Но главное, ребенку нужен отец. Если она беременна, им придется пожениться.

– Ладно. Но не забывай, теперь весь вопрос в «если». Ужасно! – Она прижала ладони к сведенному судорогой животу и глубоко вздохнула. Как случилось, что самая прекрасная ночь в ее жизни закончилась катастрофой?

– Неужели брак со мной так отвратителен, Ева? – Данте постарался произнести слова небрежно, но Ева услышала глубоко спрятанную обиду. – Или тебе не хочется носить моего ребенка?

– Нет! – мгновенно отреагировала она, испытывая сердечную муку, и в отчаянии запустила пальцы в волосы. – Нет.

– Поделись со мной, дорогая, – умоляющим тоном попросил Данте. – Должна же быть причина. Я не могу понять. Передо мной то коварная Дива, то прежняя, юная и прекрасная Ева. Помню, ты говорила, что хотела бы иметь детей – двух мальчиков и девочку.

Ева замерла.

– Я… так говорила? – Она была рада тому, что в темноте не заметен горячий румянец, вспыхнувший на щеках.

– Да, – подтвердил Данте.

Острая, сладкая боль пронзила ее грудь. Если бы Ева была одна, легла бы, свернувшись калачиком, охватив себя руками в ожидании, когда пройдет приступ. Откуда-то взялись силы, чтобы выстоять и даже ответить Данте:

– Той Евы… больше нет. – Конец иллюзиям. Ее окружает реальный мир.

Зная, что проявляет трусость, она отвернулась и посмотрела на набегавшие волны, сверкающие серебром в лунной дорожке.

– Давным-давно я приняла решение отказаться от личной жизни… – Она замолкла, мучаясь от необходимости раскрыться – только так она могла заставить его изменить решение. – Есть большая, очень большая вероятность, что я заболею. Как моя мать… и бабушка.

Влажный воздух плотно окутал ее, мешая вздохнуть. Наконец она услышала его голос, глухой, как ночь, и мягкий, как бархат. Он был полон понимания и сочувствия.

– Это все объясняет. Наконец я вижу настоящую Еву.

Ева крепко зажмурила глаза.