– Дай мне что-нибудь попить, – еле-еле выговаривает Алин.
Тео спешит вручить ей мусорный пакет.
– Отличная идея! – звонким голосом провозглашает Жермен как ни в чем не бывало.
Алин не удостаивает ее ответом. Все ее внимание приковано к пакету.
И вдруг словно тисками сжимает грудь.
Нет сил вдохнуть…
Она засовывает руку в пакет, до самого дна.
Еще один мучительный вдох, и она обращает убийственный взгляд на сына.
– Ты что, издеваешься надо мной?
– Что опять не так? – занимает оборонительную позицию мальчик.
Судя по выражению их лиц, мать пребывает в состоянии шока, сын не понимает, что опять стряслось. Алин поворачивается к Жермен со словами:
– Я таки его прибью!
– Помочь? – предлагает старуха услужливо.
– Что не так? – вопит Тео. – Что я опять сделал не так?
У Алин сдают нервы, и она переворачивает пакет вверх дном. Пачки шоколадного печенья, чипсов и баночки с газировкой сыплются к ней на колени и на пол. Ни фруктов, ни овощей, ни колбасной нарезки, не говоря уже о молочных продуктах и консервах…
Мрачный взгляд докторши требует объяснений.
Тео смотрит на съестное, потом на мать и не может понять, в чем его упрекают.
– А что? – возмущается он вполне искренне. – Ты сказала: возьми что-нибудь поесть. Я и взял!
Франсис Вилер
Автомобиль останавливается перед шестиэтажным зданием, украшенным балконами с затемненными стеклами. Фасад у здания – бетонный, архитектура – геометрическая, конструкция – функциональная. Из общей картины выбивается лишь фронтон над входной дверью с жизнерадостной надписью «Три зяблика» и стилизованным изображением упомянутых птичек. На стене, справа от двери, – металлическая табличка, стершаяся от времени, гласит: «Пансионат для престарелых».
– А тут славненько! – иронично замечает Жермен Дэтти, разглядывая фасад. – Идеальное место, чтобы закончить свои дни!
– Вашего мнения никто не спрашивает! – огрызается Алин и глушит двигатель. Потом обращается к сыну: – Где твой рюкзак?
– Там! – И Тео указывает на заднее сиденье.
Он поднимает с пола рюкзак из пластифицированной ткани и протягивает матери. Алин кивает в знак благодарности, открывает бардачок и выхватывает пистолет. После секундного раздумья вертит его так и эдак, ища способ извлечь обойму. Как только та выпадает ей на ладонь, она протягивает пистолет Тео.
– Я схожу за дедушкой, а ты присмотри пока за старухой. Не разговаривай с ней и не отвечай на ее вопросы. Если попытается выйти, можешь оглушить ее рукояткой. Постараюсь побыстрее вернуться.
– А пули зачем вынула? – обиженно спрашивает подросток.
Вместо ответа Алин награждает его красноречивым взглядом.
– Делай, как тебе велено! – добавляет она, хватая рюкзачок.
И, не дожидаясь новых возражений, выбирается из авто и захлопывает за собой дверцу.
Быстрым шагом Алин подходит к зданию и исчезает внутри. Перед ней еще одна дверь, на этот раз – с кодовым замком. Женщина набирает на сенсорном панно четыре цифры и две буквы, и дверь открывается.
– Здравствуйте, мадам Верду! – приветствует ее рецепционистка из-за администраторской стойки.
– Здравствуйте! – нервно отвечает Алин. – Франсис у себя?
– Сейчас время полдника, и он вместе со всеми в столовой, – отвечает служащая, сверяясь с наручными часами.
– Спасибо! Я хочу взять его на прогулку.
– Он будет очень рад!
Алин спешит к лифтам. Рецепционистка ее окликает:
– Столовая – на первом этаже, мадам!
– Возьму у него в комнате куртку и шарф, – поясняет Алин несколько неуверенным тоном. – На улице тепло, но немного ветрено, и мне бы не хотелось, чтобы он простудился.
Пока не закрылись двери лифта, Алин успевает заметить, что дама сочувствующе ей улыбается.
– Господи, что я делаю? – бормочет она себе под нос.
На четвертом этаже она выходит, подбегает к комнате отца, заходит и запирается на ключ. Она отлично знает, где что лежит, поэтому не теряет времени зря: открывает платяной шкаф, выбирает кое-какую одежду, переходит в маленькую ванную, чтобы взять туалетные принадлежности, и запихивает все это в рюкзак Тео. Перед уходом выдвигает ящик прикроватного столика и вздыхает с облегчением: документы отца и связка ключей на месте! Она выгребает содержимое ящика, выходит в коридор и повторяет свой путь, только уже в обратном направлении.
Столовая обустроена в просторной комнате, но интерьер лишен всякой индивидуальности, акустика – слишком сильная, так что каждый звук отдается эхом, освещение – неоновое. Порядка тридцати стариков и старух сидят за круглыми большими столами, перед каждым – горячий напиток (кофе или чай на выбор) и тарелочка с куском яблочного тарта. В углу, у самого потолка, работает телевизор, но без звука, и никто на него не смотрит. Обстановка в комнате гнетущая: несколько фигур застыли, как манекены в витрине, еще несколько – качаются взад-вперед, а некоторые еще едят, уткнувшись носами в тарелку, и движения у них при этом судорожные. И над всем этим – неясный гул из голосов, стонов и шепота, время от времени нарушаемый странными возгласами…