Сама так решила, да? Как говорят все. Все эти светилы, которых я все-таки вызвал, не послушав Авдеева.
Сама ты, говорят, не хочешь.
Но…
Ты должна знать. Должна слышать.
Если тебя ждут так, как я, ты просто не можешь! Не можешь не вернуться!
Набери воздуха. Побольше. Поглубже.
Тепла того, что в тебе, такой маленькой, такой хрупкой, так глубоко таится. Тепло, которое сносит с петель все. Природу. Устои. Все, что казалось нерушимым монолитом.
Набери его побольше. И выдохни!
Выдохни так, чтоб светом своим всю эту тьму заполнить! Где ты там?
Мне кажется, так и вижу, будто ты в вязком болоте барахтаешься.
Оно засасывает. Но ты должна! Ты должна бороться! Потому что ты… Ты сильная, Мари! Другой бы не под силу было бы подчинить моего зверя! Сильная! А я… Я не отпущу твоей руки!
Какая бы дрянь тебя туда не всасывала, я не отпущу! Не отдам тебя темноте!
— Бадрид Каримович…
— Я сказал — убирайся!
Рычу. Стряхиваю руку со своего плеча.
С каких пор это слуги так распустились, что позволяют себе такие вольности?
— Я вас прошу. Как родного. Как сына умоляю! Вам поесть надо. И отдохнуть. А еще… Там братья ваши у ограды. Вы велели никого не пускать, даже их… но они стоят намертво. Арман и Давид. Говорят, что не уйдут. Пока вы к ним не выйдете!
— Я тебе не сын, Ирма. И не родной. А им передай, что пристрелю если не уберутся! Пусть сами решают проблемы! Они мужчины! Пусть берут на себя ответственность! Я, в конце концов, не вечный! Так и передай! Пристрелю! И тебя пристрелю, Ирма, если еще хоть раз… Вот так… Посмеешь ко мне войти!
— Я же… Я же как лучше! Ради вас стараюсь! И что значит не вечный? Бадрид Каримович! Господин!
Падает на колени. Руки мне, блядь, целует. Только женского воя мне и не хватало!
— Вы ведь не думаете… Не надумали… Если она не очнется…
— Убирайся, Ирма. А то и правда пристрелю! Еще одна такая мысль!…
Даже не думай, девочка. Моя. Моя нежная. Даже не думай не очнуться. Не слушай ее. Не слушай ни темноту свою, ни дурную бабу.
Ты очнешься. Я не отпущу. Из любых лап тебя вырву. Только будь. Будь со мной! Бууууудь!
44 Глава 44
Мари
Резкий свет бьет по глазам, как только приоткрываю веки.
Едва-едва. Потому что кажется, на них гири тяжелые повисли.
Опускаю ресницы. Бьет. Бьет по глазам. Слишком тяжело.
Хочется пить.
А тело будто провернули через мясорубку.
Едва шевелю рукой.
Кажется, сил нет даже на короткое слово.
Хочу что-то сказать. Но с губ слетает только беззвучный вздох.
Зато руку, что едва нашла силы шевельнуться, тут же сжимает. Как в стальных тисках. Опаляет. Пронзает острой иглой. И жаром. Таким, что все тело насквозь исходить дрожью.
— Мари!
Будто в самой голове бьет надрывный хриплый крик.
— Мари! Не вздумай! Не вздумай проваливаться обратно!
Проваливаться? Куда? Я ничего не понимаю.
Только чувствую, что мою ладонь так сжимают, словно пытаются раздавить.
— Мари… Вернись… Вернись ко мне! Ты ведь уже! Уже открыла глаза! Очнись, моя девочка! Моя женщина… Моя любимая! Очнись! Вернись ко мне!
Это бред?
Этот голос. Надтреснутый. Хриплый. Чужой. И все же такой знакомый!
Я что? Сошла с ума где-то во сне?
Он не может. Он не способен говорить такие слова. Не в этой жизни.
Точно. Я ударилась головой. И сошла с ума! Теперь у меня галлюцинации!
— Мари!
Он будто стонет.
А в голосе боль. И такое отчаяние, что сердце словно пронзают острые спицы
Нет. Этого просто не может! Не может быть!
Изо всех сил преодолеваю тяжесть ресниц раскрывая глаза. Боже, почему же так трудно7! Такие тяжелые веки и такой яркий свет….
Я брежу?
Я слишком много думала о нем. Слишком долго мечтала. Любила. Верила.
Но это и правда нереально. Слишком.
Он? Бадрид? Самый холодный, самый жестокий и равнодушный мужчина? И вдруг на коленях? У моих ног? У моей постели?
Постойте!
Откуда у меня может быть такая высокая постель? И расписной ковер. Который бьет по глазам своей яркостью?
— Мари!
Он сжимает мои руки.
Лихорадочно мечется по лицу взглядом.
А меня током бьет. Снова и снова.
От каждого взгляда, что говорит в тысячи раз больше, чем любые слова, сколько бы их не произнести.
Он того, как хочется отдаться в эти сильные, надежные руки, сжимающие меня.
От того, как он выглядит.
От лица, расчерченного глубокими морщинами, которых не было раньше. Посеревшего, больного, как будто он вдруг постарел лет на двадцать. Что-то случилось?
Явно случилось, ведь кроме прорези морщин, я замечаю в его черных, как смоль, волосах, седину.
Да что же произошло?
И почему Бадрид, как одержимый?
А я?
Я…
О, Боги!
Я в его спальне!
Мир должен был рухнуть, чтобы я оказалась здесь. Сойти с ума. Или случилась и правда какая-то катастрофа вселенского масштаба!
Может, пока я спала, произошло землетрясение? И все, кроме этой комнаты, в руинах, а мы с ним последние выжившие на километры вокруг?
Я никогда не была в спальне Бадрида.
Но почему она тогда мне кажется такой знакомой?
Откуда я точно знаю, что это именно то самое место? Этот ковер… Высокая кровать с деревянными столбиками, огромная, почти как сама комната? Уж точно больше той, где я ночевала в последнее время!
И…
Я пытаюсь поднять руки. Провести по его лицу.