Невинные дела (Худ. Е. Капустин)

Когда в реке был найден мундир генерала, президента на момент охватила радость: вдруг главный соперник на предстоящих выборах исчез окончательно? Но сейчас же появилось опасение, что теперь придется самому разделываться за авантюру Ундрича, вдохновленную Реминдолом. И, наконец, когда раскрылась истинная причина временного исчезновения Реминдола, президент попросту растерялся. Как, в его правительстве был сумасшедший министр: он мог бы натворить что угодно, а отвечать пришлось бы ему, Бурману!

Больше всего боялся господин Бурман, как бы генерал Реминдол не выздоровел. И когда слухи о похождениях генерала вылезли наружу, президент решил, что было бы глупо не использовать их. Если даже генерал и вернется к нормальному состоянию, вряд ли избиратели согласятся отдать голоса бывшему сумасшедшему. Вот почему на одной из пресс-конференций господин Бурман, сделав печальное лицо, выразил сожаление по тому поводу, что в публику просочились сильно преувеличенные слухи о болезненном состоянии генерала Реминдола. Для опровержения их президент прочитал журналистам успокоительный бюллетень о здоровье генерала, где сообщалось о легком нервном потрясении, вызванном переутомлением. Но тот факт, что бюллетень был подписан знаменитым психиатром профессором Челмэджером, а сам пациент находился в его лечебнице, не оставлял сомнений в характере заболевания. Вскоре это стало еще яснее: заявление Бурмана приоткрыли ворота в плотине, сдерживавшей газетную информацию, и теперь она хлынула бурным потоком. Газеты наконец сообщили, как министр в страхе бегал от пожарной машины и как без всякого страха собирался лететь за океан.

Советник Докпуллера, профессор Ферн, был взбешен таким поворотом дела. Он понимал, что это подводная мина Бурмана. Сумасшествие Реминдола вызвало раздражение господина Докпуллера: генерал посмел подвести его. Сообщение же печати о том, как генерал угодил в пункт "Скорой психиатрической помощи", вызвало у господина Докпуллера редкую для него вспышку гнева. Ферну пришлось пережить очень неприятные минуты.

— Вы безумней его! — в раздражении бросил своему советнику господин Докпуллер. — Он еще может прийти в себя. Но после скандала в газетах что в нем толку?

Ферн чувствовал себя виноватым. В самом деле, как он прозевал, как не сумел заранее заткнуть рот газетам? Ведь в его распоряжении все необходимые средства: господин Докпуллер в эти мелочи не вмешивался и ни в чем не ограничивал своего премьера.

Но вместе с тем Ферн убедился, что господин Докпуллер не оставил своих надежд, связанных с Реминдолом. О, если бы он выздоровел, все было бы списано! Ферн решился увидеться с профессором Челмэджером.

Свидание состоялось в лечебнице профессора, в его кабинете. Ферн интересовался прогнозом, подчеркнув, что господин Докпуллер не сомневается в искусстве профессора Челмэджера.

— Видите ли, — задумчиво заметил профессор, — сказать что-либо определенное трудно. К сожалению, генерал обманул мои ожидания, — при этом профессор сделал строго-недовольное лицо, как бы упрекая генерала за своеволие, с которым тот уклонился от прогноза такой знаменитости, как профессор Челмэджер. — Он целиком во власти своей навязчивой идеи. Это либо вызовет острую стадию болезни, либо переведет его в разряд тихих, но безнадежных хроников.

— Но неужели нет радикального лечения? — осторожно спросил Ферн. — При вашем искусстве…

— Есть один метод, правда, еще не испробованный…

— Профессор, вы возвращаете мне надежду…

— Вы знакомы с моим докладом в обществе "Проблемы великанского века"? — спросил Челмэджер.

— Поверхностно…

— Видите ли, я исхожу из теории профессора Фурта, что коммунизм — это, как он выражается, особая психополитическая болезнь. Это своего рода идея-фикс, и освободить от нее больного можно при помощи довольно несложной хирургической операции на мозгу пациента.

— Да, об этом я слышал.

— Ну, так вот. Болезнь генерала, по-моему, принадлежит к тому же роду, но, так сказать, представляет антипод того, чем болеют коммунисты. То — коммунизм, а это — коммунизмобоязнь. Вам ясно?

— Как будто…

— Но если так (а это так), то отсюда логический вывод: та же операция может спасти генерала.

— Вы думаете? — радостно воскликнул Ферн.

— Убежден. Надо, так сказать, вырезать идею-фикс.

— А не опасно?

— Для жизни нисколько. Единственная опасность, что операция может и не дать желаемого эффекта или даже превратить пациента… ну, как бы это выразиться…

— В идиота? — подсказал Ферн.

— Если хотите… Но, принимая во внимание нынешнее положение генерала, не такая уж это потеря…

— Да, конечно… по-моему, стоит пойти на риск.

— Рад слышать, — удовлетворенно сказал профессор Челмэджер. В самом деле он был очень доволен. Операция в случае успеха принесет ему славу, в случае же неудачи придется просто ее замолчать. Но профессор думал не об одной славе.

— Знаете, операция уникальная, требует исключительного искусства…

Ферн понял.

— О, об этом не беспокойтесь… Какой гонорар считаете вы для себя достаточным?

— Сто тысяч…

Изящным жестом Ферн вынул из внутреннего кармана чековую книжку.