Невинные (СИ)

— Сам подумай, — Стив встает с кровати, — кто-то делает фотки обдолбанной Кирстен Адамс, фотки разлетаются, родители увозят ее в девчачью школу. Прощай популярность и свобода! Потом выясняется, что она беременна. Я знаю Кирстен, она будет себя обелять и защищаться. Не парьтесь.

Я облегченно опускаю напряженные плечи.

— Ну, возможно это секрет. Ты ведь подслушал, — обращаюсь я к другу. — И не понимаю, как можно себя обелить, представившись беременной.

— Может она и не врет, — говорит Мадлен, — вы же ничего еще не знаете.

Макс поджимает губы и тяжело вздыхает.

Я не перестаю смотреть на брата. Он — не дурак. Он бы ни за что ни заделал ребенка Кирстен.

Да любой девчонке!

— Ладно, мне нужно идти.

Стив подходит к Максу и хлопает того по плечу.

— Если она и впрямь брюхата, не паникуй. Она могла давно залететь, еще до тебя. Увидимся.

С этими словами Стив уходит.

— Это ведь исключено? — обращаюсь я к Максу.

— Абсолютно, — Макс поднимает голову и смотрит на меня карими глазами. — Не знаю от кого она залетела, но я к этому не причастен.

— Ладно, выясним все позже. Ничего еще не известно. — Я стараюсь не думать о худшем.

— Если что, я у себя. — Макс выходит из комнаты.

Мадлен обнимает меня сзади за талию.

— Это становится проблемой, — бормочет она мне в спину.

— Да.

Мы стоим так еще минуту, думая об этом. Наконец, я поворачиваюсь к Мадлен и запускаю пальцы в ее влажные после джакузи волосы. Она откидывает голову, и я накрываю ее губы своими. Поцелуи Мадлен сводят с ума, и заставляют хотеть большего.

Она впускает мой язык, и рука непроизвольно тянется к ее шортикам. Когда резинка шорт оттягивается, Мадлен издает стон, и я резко отстраняюсь.

Я начинаю смеяться над ее недоуменным видом: в глазах вопрос, волосы торчком, благодаря моим рукам. Поднимаю с пола книгу, которую она мне подарила и машу ею перед Мадлен.

— Кажется, моя очередь.

Мадлен закатывает глаза и плюхается на кровать.

***

На следующий день после школы, я ищу Макса. В его комнате его нет, в спортзале — тоже. Пешком, он уж точно никуда не денется. На лестнице я натыкаюсь на Кэтрин, учительницу Ханны.

— Здравствуй, Стайлз, — улыбается она.

— Здравствуй, Кэтрин. Как ты?

— Все хорошо. Мы уже закончили. Как ты вырос, давно тебя не видела.

Кэтрин — милая и общительная девушка.

— Когда ты выйдешь замуж, Кэтрин? — Спрашиваю ее. Я знаю ей двадцать шесть, и она заядлая феминистка. Мне нравится ее подкалывать по поводу замужества.

Она поджимает свои губы, накрашенные яркой помадой.

— Не зли меня, мелкий. Мы это уже проходили.

Я смеюсь над ней.

— Ты только что сказала, что я вырос.

— Ха. Вырос. Сколько тебе? Пятнадцать?

— Семнадцать. И я женюсь раньше двадцати шести, это уж точно. — Я только и мечтаю, как надену кольцо на красивый пальчик Мадлен, и со всеми правами буду называть ее «своей».

Кэтрин улыбается и качает головой. Ее темные волосы собраны в небрежный пучок, и она кажется намного моложе своих лет.

— Какой ты романтик, Стайлз. Мне пора.

— Ты не видела Макса, Кэтрин?

— Тот симпатичный блондин, который не давал нам с Ханной спокойно заниматься?

— Да, это он, — вздыхаю я.

— Он с Ханной в игровой комнате. Пока, Стайлз.

— Пока, Кэт.

Она исчезает за дверью, и я поднимаюсь наверх.

В игровой комнате громко орет Губка Боб, которого Ханна смотрит постоянно. Она развалилась на большом диване, и рядом с ней закинув руки за голову, лежит Макс.

— Стайлз! — Кричит Ханна, когда я вхожу, и бросается ко мне.

— Эй, принцесса, — я подхватываю ее на руки и подбрасываю сестренку в воздух.

Ее кофточка слегка задирается, и я замечаю, как Макс смотрит на открытые шрамы Ханны.

Он знает, что с ней случилось.

Он знает, что виноват я.

Но мы никогда не говорили об этом.

Я опускаю Ханну на диван и поправляю ее задравшуюся кофточку.

— Ты не виноват. — Макс внимательно на меня смотрит.

— Ты знаешь, что это не так.

Он садится на диване и стаскивает с себя футболку. На его торсе едва заметный, с годами побледневший шрам. Прямо над шрамом татуировка с изображением Гая Фокса с розой.

Эту татушку он набил в шестнадцать, начитавшись книг и бунтуя против системы. Любой системы. Макс всегда был бунтарем.

— Ты боишься, что она не простит тебя, когда вырастет и все узнает, — продолжает он. — Это, — он показывает пальцем на свой шрам, — мой отец. Я простил его, потому что он просил, и я не помню, что он сделал. Все совершают ошибки, Стайлз. Она простит тебя. Ты — все, что у нее есть. Прекрати ты страдать, в конце концов.

Мне нечего было ответить. Возможно, они правы: Мадлен, Макс, Чарли…

Но только с Мадлен, я забываю об этих шрамах. Только она заставляет меня чувствовать себя невиновным.

И я ценю, что мой двоюродный брат считает так же. Мы никогда так не были близки. Мы так же никогда не говорили о том, что случилось с ним в детстве. Это была случайность. Его отец любил его, и наверняка, так же мучился, как я, видя последствия своей глупости.

Я просто киваю Максу, и он берет в руки футболку. Он не привычно тихий сегодня. Ни замашек, ни шуточек, ничего.

— Макс, — тихо говорю я, — что с тобой? Скажи мне. Есть ли хоть малейший шанс, что она могла забеременеть от тебя?