Вдвоем они прибыли в Вельсен в ночь на 27 ноября на лодке по каналу. Брассер встретил их в условленном месте. У него были при себе бомбы и его собственный караульщик, еще один член RVV по имени Ян Бак.
Брассер и Бонекамп перелезли через забор; Брассер держал бомбы, словно младенцев, на руках. Ханни и третий Ян остались караулить. Бережно неся свой груз, Брассер и Бонекамп прокрались в темноте к угольным элеваторам. Они установили бомбы, капнули на каждую понемногу кислоты, чтобы та проела целлофан, прежде чем запал загорится – примитивное устройство отсроченного взрыва, – а потом побежали назад, к Ханни и Яну Баку.
Им надо было скорей уходить подальше от бомб, и Брассер привел их в дом бывшего коллеги по заводу Хуговенс в Вельсене – на безопасном расстоянии, но не очень далеко от электростанции. Едва они вошли в дверь и встали у окна, как увидели в небе вспышку, за которой последовал глухой взрыв. Они подождали второго взрыва, но его не последовало. Первая бомба, очевидно, обезвредила вторую, и в результате был поврежден только один конвейер.
Хотя как акт саботажа этот взрыв не имел серьезных последствий, он стал для Сопротивления мощным орудием пропаганды. О взрыве на электростанции еще долго говорили по всей Северной Голландии. Мэры Вельсена и другого местного городка, Бевервика, выпустили общий декрет, по которому комендантский час наступал еще раньше, в 21:00, а всем барам и увеселительным заведениям следовало закрываться в 20:00. Они предупреждали о том, что в случае повторных актов саботажа немецкие власти будут реагировать жестко: вплоть до смертной казни саботажников. На немцев комендантский час не распространялся.
Но все-таки оно того стоило – хотя бы ради национальной гордости.
Глава 15
Ханни вернулась в Харлем, чтобы продолжить работу в RVV, в то время как Ян Бонекамп, быстро становившийся одним из самых активных саботажников в Северной Голландии, получил задание ликвидировать инспектора, проверявшего удостоверения личности на железной дороге, проходившей по берегу Северного моря из Голландии в Бельгию. Ханс ван дер Берг прославился своим фанатизмом в выявлении поддельных удостоверений и сдал немецким властям многих членов Сопротивления. Чтобы положить этому конец, RVV направил Бонекампа разделаться с ван де Бергом по пути в Антверпен, и он застрелил инспектора.
Все это происходило на фоне эскалации противостояния между Сопротивлением и полусекретным отрядом, сформированным начальником СС в Нидерландах Хансом Раутером после убийства членов кабинета министров в феврале предыдущего года. Раутер набрал туда преимущественно голландских коллаборационистов. Они стали киллерами в операции «Сильбертанне» («Серебряные ели»). За каждым покушением на голландца, члена NSB, должно было следовать еще более жестокое покушение на подозреваемого члена Сопротивления. Если член Сопротивления убивал коллаборанта, десять человек с антинемецкой позицией становились жертвами «Сильбертанне».
Начиная с сентября 1943-го в ответ на акцию Сопротивления в провинции Дрент трое местных лидеров, подозреваемых в антинемецкой деятельности, были убиты членами «Сильбертанне». В газетах писали, что убийства остались нераскрытыми [142]
.В октябре, всего за месяц до взрыва на электростанции, отряд смерти хладнокровно разделался со знаменитым голландским писателем А. М. де Йонгом. Со временем члены отряда «Сильбертанне» будут признаны самыми громкими военными преступниками в Нидерландах. Пока же Мартен Кюйпер, Клаас Карел Фабер и его брат, Питер Йоханн Фабер, стали личными немезидами Ханни Шафт и сестер Оверстеген.
Несмотря на то что немецкие власти закручивали гайки в отношении голландского Сопротивления, у них было немало и других забот. Облавы на евреев в предыдущем году, хотя и масштабные, оказались не такими тщательными, как хотелось бы нацистскому режиму. По приблизительным оценкам, в Нидерландах продолжали скрываться около двадцати пяти тысяч евреев, а это означало, что им помогают сочувствующие голландцы. В марте 1943 года Раутер выступил перед своими сотрудниками с речью, в которой подвел итоги их предыдущей деятельности по изгнанию евреев из Голландии. Пятьдесят пять тысяч было депортировано в Германию, еще двадцать тысяч оставалось в транзитных лагерях. Но этого было недостаточно: «Мы надеемся, что в ближайшем будущем в Нидерландах не останется евреев, свободно разгуливающих по улицам. Это тяжелая и грязная работа. Но у нее есть великое историческое предназначение». К своему заявлению он добавил, как будто пытаясь оправдаться перед аудиторией: «Я с радостью… приму наказание на небесах за мои грехи против евреев здесь [на земле]» [143]
.