Невинные убийцы. Как три обычные девушки стали кошмаром для нацистов и героями Второй мировой

– Ты поможешь мне вызволить Яна? – спрашивала Ханни у Трюс. Хотя Трюс понятия не имела, как это можно сделать, она пообещала, что утром они обязательно попытаются. Она что-нибудь придумает… как всегда [183].

В ту ночь Ханни рассказала Трюс о своих чувствах к Яну. Она была в него влюблена [184]. Это не являлось секретом для Трюс или Фредди или других членов отряда – все видели, как эти двое смотрят друг на друга. Но Ханни никогда не заговаривала об этом раньше. Может быть, она только теперь призналась в этом сама себе.

На следующее утро Ханни и Трюс на велосипедах поехали в госпиталь Вильгельмины в Амстердаме и подождали близ входа в отделение скорой помощи, пока появится машина с Яном Бонекампом. Однако, когда та показалась, из нее выскочили двое вооруженных эсэсовцев. Двое крепких санитаров вылезли из кузова и вытащили носилки с Бонекампом. Девушки сразу узнали Яна по темным курчавым волосам. Ханни прошептала: «О, Ян! О, Ян!» [185]

Трюс подтолкнула ее обратно, к их велосипедам. Они никак не могли его спасти. Да и что они стали бы делать со смертельно раненным мужчиной на носилках? Потащили бы назад на Вагенвег?

Пока они ехали в Харлем, Трюс думала об опасности, которой они подвергли себя этим утром: Ханни с ярко-рыжими волосами, катящая в госпиталь сразу после покушения предыдущей ночью, в то время как о ней говорит весь Харлем, а возможно, и Амстердам. Трюс жала на педали сильней и сильней, чтобы скорее убраться из города. У Ханни на голове был шарф, и Трюс проверила, чтобы ни одной пряди рыжих волос не выглядывало из-под него.

На дороге в Харлем был блокпост; к счастью, им удалось его миновать, несмотря на то что обе прятали в карманах пальто пистолеты FN.

* * *

К моменту прибытия на Вагенвег Ханни была безутешна – вплоть до полной дезориентации. Стало ясно, что кому-то придется позаботиться о ней; все в RVV сходились во мнении, что ей нельзя возвращаться домой к родителям на Ван Дортстраат, более того, ее подруге Филин тоже нельзя оставаться там. Всем придется залечь на дно, включая Трюс. Франс немедленно увез Ханни в безопасное место – дом Лиен и Харма Элсинга, где она от усталости свалилась без чувств, а на следующий день оказалось, что у нее свинка. Она даже не успела попрощаться с родителями.

В Амстердаме, в госпитале Вильгельмины, гестаповцы допросили Яна Бонекампа, прежде чем он скончался. Трюс подозревала, что двое крепких санитаров выбили из него имена и адреса членов Сопротивления, воспользовавшись его состоянием. Помимо страшной раны в живот он получил травму позвоночника и испытывал мучительную боль. В полузабытьи он выдал гестаповцам адреса своей жены в Эймейдене и Кора Расмана в Харлеме, а также имя Ханни Шафт и адрес ее родителей на Ван Дортстраат.

На следующий день полиция обыскала дом Шафтов в Харлеме. К счастью, Филин уже перебралась в другое укрытие, в Амстердаме. Питеру и Аафи повезло меньше.

Как утверждал Эмиль Руль, агент гестапо, проводивший обыск, который еще появится позднее в жизни Ханни Шафт, полиция уже давно разыскивала ее. В докладах об актах саботажа и ликвидациях часто упоминалась девушка с длинными рыжими волосами. «Для нас она была террористкой. Вот почему мы охотились за ней, пока не узнали адрес ее родителей» [186].

Ворвавшись в дом, Руль потребовал от отца Ханни рассказать, где находится его дочь. Питер Шафт с горечью ответил, что она пропала давным-давно, и дочери у него больше нет.

Гестаповцы отвезли обоих Шафтов в Вухт, концентрационный лагерь на юге Нидерландов, построенный в дополнение к Вестерброку в качестве транзитного пункта в 1943 году. Они надеялись, что Ханни попытается вызволить родителей и полиция ее поймает.

* * *

Тем временем в Харлеме к торговцу домашней птицей по имени Кор Кольман, имя которого Ян Бонекамп тоже выдал на предсмертном допросе, явились люди из СД и показали фотографию Ханни. Кольман никогда не видел ее и честно сообщил об этом гестаповцам. Ян Бонекамп действительно бывал у него в доме и помогал с курами, сказал он. Врать на этот счет было бы смешно. Ему задавали еще множество вопросов, но, как ни удивительно, арестовывать не стали.

В доме Элсинга Ханни погрузилась в глубочайшую депрессию из-за смерти Яна и ареста родителей. Лиен Элсинга вспоминала, что Ханни после приезда практически совсем не говорила. Постепенно они выяснили, что произошло, но в начале супруги Элсинга, не знавшие Ханни прежде, ничего не могли у нее вытянуть. «Она просто сидела и молчала. В первые несколько недель совсем не выходила из дома» [187].

Помимо депрессии, она заболела свинкой и страшно стеснялась, так как считала ее детской болезнью. Она беспокоилась еще и потому, что у Элсинга были дети, и Ханни боялась их заразить.