Невинный сон

Мне снилось землетрясение в Танжере. На этот раз я не пошел к Козимо, а остался с сыном. Я через горящее здание прошел в книжную лавку. Пламя меня не обжигало. Я был не подвластен его жару. Я шел сквозь огонь. На мне был зеленый амулет. Он меня защищал. Я нашел сына: он спрятался за одним из книжных шкафов. Но он меня не увидел. Я старался ему что-то сказать, но он меня не слышал. Губы мои онемели, я не мог произнести вслух ни слова. Я попытался поднять сына, но мои руки прошли сквозь его тело. И тут я увидел, как в лавку ворвался мужчина; он дерзко ринулся к прилавку, наклонившись, не раздумывая, схватил Диллона и унес его прочь.

Я проснулся как от толчка и растерянно, с изумлением увидел, что сижу в темноте за кухонным столом, и все вокруг меня покрыто налетом холодного голубого света. Я был не один. Робин стояла возле окна спиной ко мне и вглядывалась в сад. Я не задернул занавески, и было видно, что ночь стоит ясная. Светила почти полная луна, и из-за падающего снега ее свет казался серебристым. Робин ежилась от холода. На ней была моя футболка, я видел ее стройные ноги и маленькие босые ступни, которым явно было зябко на холодном кафельном полу. Она стояла неподвижно, словно глубоко задумавшись, словно она следила за падающим снегом и словно на что-то опиралась для устойчивости. Робин застыла в такой неподвижной позе, что казалось, будто она наблюдает за кем-то на улице. Я вытянул шею, чтобы разглядеть, бродит ли кто-то за окном, но там никого не было. Лишь темнота, снег и лунный свет.

И тут Робин обернулась. Я увидел, как по лицу ее текут слезы, и вздрогнул. В ту минуту она казалась холодной и прекрасной. И печальной.

– Что такое? – тихим хриплым голосом спросил я. – Милая моя, что случилось?

Робин потупилась, покачала головой, и когда она заговорила, в голосе ее было столько грусти и сожаления, что мне стало больно. В ее голосе звучала такая тоска, будто он говорил: «Я думала, у нас началась новая жизнь. Я думала, все это в прошлом».

– Он мне приснился, – прошептала она. – Столько времени прошло, а он мне по-прежнему снится. Казалось, что все это наяву. Он был здесь. Диллон был здесь. Вот там, он играл в саду.

– Робин…

Но она покачала головой, отвернулась и снова уставилась в окно; и в ее позе была какая-то недоверчивость, точно она, обшаривая взглядом замерзшую землю, пыталась увидеть на ней доказательства – скажем, следы на снегу, – хоть что-нибудь, подтверждающее ее немыслимое предположение.

Я подошел к ней и обнял ее за плечи. «Еще немного, – подумал я. – Продержись еще немного».

– Сегодня канун Рождества, – бесстрастно произнесла Робин.

А потом вырвалась из моих объятий и зашагала прочь.

Глава 12. Робин

Утром в канун Рождества приехали родители. Дверь им открыл Гарри, потому что я в это время, склонившись у духовки, сцеживала жир с гуся.

– Какая прелесть! – услышала я голос матери, обращенный к передней.

– Здравствуйте, Аврил, – ответил Гарри.

Наступила короткая пауза, во время которой он наверняка наклонился, подставил ей щеку, а она запечатлела нежный поцелуй за его ухом.

– Я рад вас видеть.

– Здравствуй, Гарри.

– Джим, давайте я вам помогу.

– Спасибо. Одному Господу известно, что во всех этих сумках. Похоже, Аврил собирается у вас перезимовать.

– Тут лишь всякие мелочи. Нет никакой нужды, Джим, поднимать из-за них столько шума.

Закрылась входная дверь, и я, вытерев руки о фартук, вышла их встретить.

– Радость моя!

Мать отлично выглядела: красное шерстяное платье, помада, которая соответствовала ему по тону, идеальная укладка и бриллиантовые серьги. Мать протянула пальто Гарри и подошла обнять меня.

– Счастливого Рождества, мамочка, – сказала я, ощущая тепло ее рук и легкий запах шерри. – Уже выпили? А что скажут соседи?

– Ну что ты! Крохотный стаканчик шерри, только и всего. И именно соседи и заставили его выпить.

– Точно, заставили. Бились с ней насмерть. Ну, где моя девочка?

Мой отец был маленького роста, а волосы у него на голове можно было легко пересчитать еще во времена моего детства. При этом он обладал почти военной выправкой и суровым голосом, что на самом деле никак не соответствовало его мягкой натуре. Отец крепко обнял меня, а потом отстранил и своими маленькими проницательными глазами внимательно всмотрелся в мое лицо. Затем он твердо кивнул: то ли одобрил, то ли наоборот – по его взгляду подчас ничего нельзя было понять.

Позади него мать хвалила Гарри за его внешний вид, и действительно, мой муж выглядел замечательно. Он недавно подстригся, утром тщательно побрился, и на нем была черная кашемировая рубашка. Я посмотрела на него и почувствовала облегчение. Он поднял на меня глаза, встретился со мной взглядом, улыбнулся, и все мои тревоги о сегодняшнем дне вмиг улетучились.