Невинный сон

Обед получился роскошный. Я бы даже сказала – чересчур роскошный. Свечи и льняные салфетки, букеты цветов и белая фарфоровая посуда; серебряные приборы и белая накрахмаленная скатерть, а из стереопроигрывателя доносились негромкие звуки рояля – Билл Эванс. Обед начался с копченого лосося, за ним последовал паштет, а потом, чтобы перебить вкус прежней еды, лимонный шербет. Беседа за столом была живой и беспечной. Сначала поговорили о моей беременности: мы с Гарри рассказали родителям кое-какие подробности. Потом разговор перешел на более серьезные темы: положение в экономике, когда развалится наше правительство, и за кого мы будем голосовать на следующих выборах. Нас было всего лишь четверо, но шума от нас было по крайней мере как от восьми, и, несмотря на тему разговора, беседа была оживленной и приподнятой.

На кухне Гарри разрезал гуся, а я перекладывала печеные овощи в салатницы.

– Все идет хорошо, – сказала я Гарри.

Поглощенный своим делом, он только что-то пробурчал себе под нос.

– Ты в порядке?

– Я?

– Да, ты. Когда я им рассказала о ребенке, ты как-то притих.

– Ну да. Я не думал, что мы уже начали посвящать всех в это событие. Только и всего.

– Гарри, они не «все», они мои родители.

– Я знаю. Я просто подумал, что мы должны были обсудить это заранее.

– Но ты на меня не сердишься?

Гарри положил на стол нож и поцеловал меня.

– Конечно, не сержусь.

– Это хорошо. Ты видел, как они восприняли эту новость? Видел, как они обрадовались?

Гарри улыбнулся:

– Видел.

Он повернулся к столу, взял нож и снова принялся за гуся, а я понесла овощи в столовую.

Едва мы подали торт, пропитанный амаретто, как у Гарри зазвонил телефон. Телефон лежал на каминной полке, и как только Гарри взял его в руки и посмотрел, кто звонит, выражение его лица переменилось. Он тут же встал и, извинившись, собрался уходить.

– Гарри, – тихо сказала я. – Сегодня Рождество. Какое-то чрезвычайно срочное дело?

– Я через минуту вернусь. – Проходя мимо меня, он легонько сжал мне плечо. – Обещаю.

Он вышел из комнаты, а мы продолжили беседу; мать перевела разговор на моего брата Марка и его новую подружку Суки, и мы стали гадать, долго ли продлятся их отношения. При этом я все время прислушивалась к беседе в соседней комнате. Гарри говорил приглушенным голосом, и я не могла разобрать ни слова. Но когда он вернулся в комнату, он был оживлен, и глаза его возбужденно блестели. Гарри сел за стол, уперся одной рукой в подбородок, а другой принялся постукивать по столу. Он барабанил по нему снова и снова, и, судя по выражению его лица, мысли его были где-то совсем далеко, и ему не сиделось на месте. Мне стало не по себе. Его вид меня тревожил. Я видела, что последние недели Гарри был нервным и вел себя непредсказуемо, и вспомнила слова Лиз: «Его прежние проблемы». Я внимательно наблюдала за Гарри, настолько внимательно, что и сама почти ничего не слышала из разговора родителей.

Когда отец задал Гарри какой-то вопрос, тот, похоже, даже не заметил, что к нему обратились, и я вдруг рассердилась. Почему он себя так ведет? Все шло замечательно, с какой стати вдруг устраивать сцену?

Гарри ушел на кухню сварить себе кофе, и я последовала за ним. Он стоял посреди кухни, уставившись в пол и почесывая макушку.

– Кто это был?

– Что?

Гарри поднял на меня глаза, и во взгляде его мелькнуло нечто дикое. Его тщательно причесанные волосы теперь были всклокочены, в свете кухонного света его лицо казалось бледным и встревоженным, под глазами легли тени.

– Кто тебе звонил? После этого разговора ты все время о чем-то думаешь. Кто это был?

Гарри глубоко вздохнул.

– Спенсер.

Я сморщилась. Гарри заметил это, и на лице его мелькнуло раздражение.

– Робин, это вовсе не то, что ты думаешь.

– Брось, Гарри. Со Спенсером это всегда одно и то же – неприятности.

Гарри задумчиво посмотрел на меня и прикусил губу, как будто раздумывал: сказать мне или нет?

– Так что? – нетерпеливо спросила я.

Не глядя мне в глаза, Гарри подошел ко мне, и я вдруг поняла: то, что он собирается мне сказать, важно. Мое сердце сжалось.

– Это Диллон, – едва слышно произнес он. – Я его нашел.

Наступила тишина. Мы оба молчали.

Когда ко мне наконец вернулся голос, он был низкий и хриплый, и я могла только шептать:

– Диллон умер.

Гарри медленно покачал головой:

– Нет, Робин, он не умер. Он жив. Он жив, и я его нашел.

Говорил он негромко, но в словах его звучала спокойная уверенность. Глаза его точно светились изнутри. Меня пробрала дрожь.

– Это правда, Робин. Послушай, я знаю, что в это трудно поверить, но ты должна с этой мыслью свыкнуться.

– Гарри, прекрати.