Неволя

- Нету моих товарищей. Мертвые мои товарищи! Мертвые!

- А ты - живой! Вот и не блажи! Не гневи Бога напрасными попреками!

- Да что ты, батюшка! Гневить.. да я... да я...

- Сказал - молчи!

- Молчу, молчу, - шепотом согласился Полетаев.

- А о потерянном што тужить? Была бы голова цела.

- Отцы мои, - говорил купец, всхлипывая. - Мне бы живым уйтить.

- Уйдешь, коль тихо сидеть будешь.

- Ежели уйду... Да я, отцы мои... всю жизнь молиться за вас буду. Ей-богу! Вот вам крест!

Глава тридцать шестая

Утром Михаил отправился в ставку разузнать об избиении московских купцов. Всю ночь сеял мелкий нудный дождь, небо с края до края задернуто серыми низкими тучами. Холодно и неприветливо кругом, мокрая поникшая трава нагоняла скуку.

Михаил нахлобучил на самые брови меховую шапку, укрылся попоной. Вернулся он к полудню, когда дождь прекратился. Сойдя с коня, мокрый и хмурый, он подсел к дымящемуся костру греться, пошевелил сучком горевшие головешки - и все молча, ни на кого не глядя, - верный признак его душевной угнетенности, тоски.

На треноге в котле, поставленном над огнем, булькала похлебка, распространяя вкусный запах мясного варева.

Никита Полетаев, одетый в овчинную шубу, поглядывал на Михаила выжидаючи, от волнения покусывал бледные губы.

Костка присел на корточки перед ним, сложив на коленях руки.

- Ну, Михаил, што слыхать-то?

Ознобишин с ответом помедлил, вздохнул, не отводя своих прищуренных глаз от огня.

- Што слыхать-то? - сказал он наконец. - Да размирье у Дмитрия Московского с Мамаем-то. Вот что слыхать. Вражда. Оттого и купцы пострадали.

- Гляди-ка! С чего бы это вражде-то случиться? Кажись, совсем недавно князь в Орде от Мамая ярлык получал.

- Получать-то получал. Да мог ли Мамай ярлык кому другому дать? Не мог. А вражда пошла оттого, што нижегородцы Мамаева Сарайку побили.

- Вона как! - воскликнул Костка, и брови его взметнулись на лоб. - А Мамай-то, вишь... в отместку москвитинов уложил? - Он покачал головой и заметил: - Не ндравится ему князь Дмитрий. Ох как не ндравится!

- Погоди ищо! - сказал Михаил, грозя пальцем. - Заплачут оне вскоре от Дмитрия! Чую - заплачут!

- Москву каменной стеной оградил, - сообщил Костка. - Теперича ему никакой черт не страшен.

Михаил ещё не слышал о каменной стене Кремля и с любопытством покосился на своего приятеля и Полетаева.

- Каменной, говоришь?

Никита подтвердил, кивая головой:

- Точно. Каменной. Из белого камня. С восемью башнями.

Ознобишин помнил Кремль, окруженный дубовой стеной с земляными валами, построенной ещё при князе Иване Даниловиче, поэтому удивился безмерно и обрадовался этой новости, но вообразить себе каменную стену с башнями не смог, как ни старался.

- Камень-то откель взяли?

- Из села Мячкова. Всю зиму на подводах возили. Летом всей Москвой и соорудили.

- Ишь ты! Каменной стеной опоясался князь Дмитрий. Это он хорошо придумал, - сказал Ознобишин и поудобней уселся перед Никитой Полетаевым, приготовясь слушать. - Для защиты камень покрепче дерева буде. Это верно.

- Ишо как крепок-то! Через год, как построили, Ольгерд Литовский приходил, окрест Москвы все пожег, а каменной стене ничего сделать не мог. Так ни с чем и отошед.

- Литва на Русь ходила? - ещё больше удивился Михаил. - Такого прежде не бывало!

- Дважды ужо. Дважды ни с чем и возвращалась. Так-то вот. С каменной стеной нонче князь Дмитрий никого не боится. Каменная стена кое-кому как кость поперек горла! Укусил бы - да зуб неймет!

Никита Полетаев вздохнул, подумал немного и добавил к сказанному:

- Ищо вот что скажу. Сберутся к князю Дмитрию князья - и Мамай не страшен будет. Оно и нонче-то ево Дмитрий не очень жалует, а тогда - и подавно!

- Ежели бы так, - сказал Михаил. - Только знашь, каки князья-то наши? Своевольные!

- Ничего. Некуда им становится податься. Бегут к Москве... Москва ноне посильнее их всех буде. Князь Михайла Кашинский уж какой был Твери товарищ, да и тот к Москве прибивается. Не хочет с тверским заодно быть.

Ознобишин внимательно выслушал его и, вздохнув, сказал:

- Ежели так, то конешно. Только думается, не сберутся оне. Кажный свою корысть блюдет, себя выше всех почитает. А в Москве от энтова истома. Ото всех оборону держать надобно. Да вражины-то вокруг какие! Один другого сильней. Поди набери воев. Снаряди их. Богатство тож большое нужно. Где взять?

- Слыхал от дьяка одного: не буде боле князь Дмитрий Орде дань давать, - сказал Полетаев.

- Побожись.

- Вот те крест! Князю Дмитрию серебро самому нужно. Ты погляди, каки у него вои теперича. Молоды, дерзки, аки львы. Ничего не боятся, с мечом на дьявола пойдут. Ей-бог! Я те вот что скажу. Ноне на Москве не тот человече. Не тот. Храбрые, дерзкие, никого не боятся. И князь Дмитрий, и московски бояре - все за себя постоять готовы. И за Москву-матушку, и за святы церкви.

- Так, - произнес Ознобишин, приятно удивленный. - Дерзкие, говоришь? За Москву постоять готовы?