– Один вопрос. Та картина... Это действительно..., – заговорил Глеб, но голос его подвел.
– По ней мы и нашли ее. Да, она и есть тот художник. Кстати, насчет ее картин, мы с тобой должны кое-что решить, но потом, – сознался Архипов и щелкнул выключателем. Кабинет вновь погрузился в полумрак. Но зато теперь Глеб видел, что там, за стеклом, кто-то есть.
И это не Ария.
А Глеб замер прямо перед распашными окнами, которые сейчас были закрыты. Руку протянул. Пальцы, дрогнув, легли на стекло.
Сабина не видела его. Стояла вполоборота. Смотрела на звездное небо, куталась в какой-то платок. Глеб ничего этого не замечал. Он боялся сделать шаг вперед. Потому что не знал, бредит ли, или все это в реальности.
Его трясло. Каждый нерв натянулся до звона.
Да пошло оно все! Пошло! Пусть это бред! Пусть!
Пусть ему это все снится. Главное, дотянуться до нее. Прикоснуться к ней.
Глеб не помнил, как прошел на террасу. Он плохо себя контролировал. Он совершенно не соображал, что творит.
Шаг... второй... третий...
Девушка обернулась к нему лицом. А он уже близко. Вплотную.
Схватил руками. Пальцы в длинные пряди, в гладкий шелк.
Его трясло. Плевать. Ртом накрыл нежные губы.
Как же скучал! Как же он по ним скучал! Не дышал без них. А теперь – глубоко, жадно, неистово, как будто тонул и вынырнул из толщи воды.
Он чувствовал, как крохотные кулачки бьют его по плечам. Нет. Не отпустит. Потому что они без того конченный псих. Потому что он задохнется, если перестанет целовать ее губы.
Тонкие пальцы пришли на смену кулачкам. Глеб чувствовал, как они зарываются в его волосы на затылке. А стройное гибкое тело вытягивается, подстраиваясь под Глеба.
И сладкие губы податливо приоткрылись, впуская его язык глубже.
Эти слова держали его крепко. Крепче, чем любые доводы рассудка. Крепче, чем земное притяжение.
Вот теперь у Глеба не осталось сомнений. Он реально двинулся крышей.
***
Я действительно боялась этого мужчину. На протяжении последнего месяца не было и дня, чтобы я не думала о том, как оказаться в другом городе, в другой стране, в другой вселенной. Подальше от Глеба Широкова. Я боялась встречи с ним. Боялась наказания, которое может настигнуть меня.
И что сейчас?
А сейчас я не могу пошевелиться, оттолкнуть его от себя, закричать, позвать на помощь... Не могу. Что-то внутри заставляет меня замереть. Заставляет поддаться напору этого безумца.
Он же одержим! Это чувствуется по рваным, алчным движениям твердого рта. По неровному, рычащему дыханию. По тому, как неистово стиснулись мужские ладони в кулаки, загребая мои волосы.
Совсем не больно. Нет. Но это безумие не оставило равнодушной меня.
Я уже не хотела никуда убегать. Мне нравилось чувство власти над этим сильным безумным мужчиной. Меня заводили мысли о том, что я способна довести Глеба до бесконтрольного состояния. До срыва. Я понимала: еще секунда – и бездна.
Мои пальцы вцепились в грубую ткань пиджака на плечах. Но этого мало. Я запустила ладони в идеальную прическу Глеба, коснулась шеи, затылка.
А твердые губы не выпускали моих. Целовали жадно и неистово. Сметали все мои мысли напором чувственного желания. И ведь ничего запредельного Глеб не делал. Просто держал мое лицо в своих ладонях и целовал.
И когда успел повысить свои умения в этом занятии? Я ведь прекрасно помнила, что еще месяц назад он не умел толком целоваться.
И эта мысль отрезвила. Поднабрался опыта, да? Вот же говнюк!
Я попыталась оттолкнуть мужчину от себя. Надавила на плечи ладонями.
Результата не было. И только хриплый голос прямо мне в губы:
– Не пущу!
И с таким остервенением, с такой яростью Широков произнес это, что я растерялась.
А Глеб сжал мою голову, обхватив ладонями, и заставил уткнуться в свою шею.
Объятия? Он обнимал меня? Глеб Широков обнимал?
Я никак не могла вернуть дыхание в норму. Цеплялась за пиджак, чтобы не упасть, ведь колени тряслись. Жаль, что не от страха.
Было капельку больно от того, с какой силой он стискивал меня своими ручищами. И было страшно даже пискнуть.
Да что вообще происходит с этим мужчиной? А под моими пальцами – крупная дрожь, будто Глеба трясло.
Заболел? Да, скорее всего. Другого пояснения у меня попросту не было.
– Скажи... мне... хочу твой голос услышать! – я не сразу разобрала приглушенное бормотание в макушку, а мужская рука сместилась с моего затылка на плечи, оплела талию и сжалась так, что я охнула. И между нашими телами совсем не осталось пространства. Каждой клеточкой я чувствовала Глеба, его мощный торс, широкую грудную клетку, твердый пресс и то, что упиралось в мой живот.
– Глеб Алексеевич, вы мне ребра сломаете! – пискнула я.
– Не сломаю, – пробормотал он, ни на сантиметр не отстранившись, наоборот, его руки крепче сжались на моем затылке и спине.
Я чувствовала, как висок опаляет горячее, неровное дыхание. Странный мужчина. И ведет себя очень странно. Я понимала это все лучше с каждой секундой.
Зато не сразу поняла, что за вибрация исходит от тела Глеба. Просто мы были прижаты друг к другу настолько тесно, что телефон в кармане Широкова тоже оказался между нами.