Невозможная музыка

— Нет! — крикнула она, почти не надеясь, что он услышит, но Игорь замолчал. Стараясь не замечать его ненавидящего взгляда, она тихо заговорила, сама не понимая, как это можно объяснять, ведь все же очевидно:

— Неужели вы думаете, что меня тянуло именно к этому животному? Разве я о нем мечтала с самого детства? Я к вашим шагам прислушивалась, когда вы просто ходили по дому. Вы не понимаете даже, какой это было радостью — слушать ваши шаги! Когда вы говорили что-нибудь в соседней комнате или наверху… я даже слов не разбирала, они были не важны! Я слушала ваш голос. И каждую ночь перед сном перебирала все, что накопилось за день. А потом фантазировала о том, что будет.

— Ты представляла все несколько иначе…

Теперь он сидел, уткнувшись лбом в ладони, и Лилька не могла понять, открыты ли у него глаза. Может быть, он пытался увидеть, как девочка стоит у двери своей комнаты, задерживая дыхание, чтобы оно не заглушало шагов… Проведя ладонями вниз по лицу, Игорь громко выдохнул и вскользь посмотрел на нее:

— В таких случаях предлагают начать все сначала… Попробуем? Хотя остается риск, что я не потяну роль сбывшейся мечты. Кому это под силу?

— Дело ведь не в этом. Вы же не сможете меня полюбить, — робко предположила Лилька.

Он взял ее за плечи и повернул к себе:

— А ты этого действительно хочешь? Не сочиняй только… Давай, положа руку на сердце… Кто тебе все-таки нужен: я или Саша?

Она вдруг увидела прямо перед его лицом саму себя, скорчившуюся под дверью их спальни, из-за которой доносились еле слышные Наташины стоны. Они звучали оглушительным похоронным маршем: "Надеяться не на что. Он никогда не будет твоим". И в мире не было ничего, способного заглушить эту страшную музыку. Ничего, что могло не дать Лильке умереть. Никого не было. И она умирала без него.

— Ты, — она закрыла и снова открыла глаза. И не заметила, что это прозвучало заимствованием из песни: — Только ты…

Глава 11

Когда он сказал: "Я разбил Лильку", Наташино воображение озарилось всполохом: искрящаяся крошечными радугами тонкая вазочка выскальзывает из рук… Она бросилась к выключателю, и зажгла свет. Ей удалось даже не вскрикнуть, как сделала бы любая женщина, хотя от вида кровоподтеков на лице сына, ее бросило в жар. Даже в такую секунду Наташа не могла забыть о непозволительности для нее быть похожей на "любую". И десять лет спустя, она оставалась (по крайней мере, в собственном сознании) возлюбленной гения, которая не может дать себе поблажку.

"Игорем я предала и себя, и Яна. И музыку. Променяла орган на шутовской колпак. Для чего? Чтобы клоун посмеялся надо мной, как и надо всем остальным?" — обида острой изжогой разливалась у горла, как бывало в те незабываемые времена, когда Наташа вынашивала сына. Своего единственного…

Труднее всего было перенести то, что по ее вине Саше досталось столько боли. Разбитое лицо и ободранные ладони отвлекали на себя лишь мизерную ее часть. Он так ничего и не сказал о том, как Лилька оказалась на мотоцикле вместе с ним, и куда они направлялись. Допытываться Наташа не стала. Только сказала:

— Тебе нужно прилечь. После шока требуется время, чтобы прийти в себя.

— Ты не спрашиваешь, жива ли она? — сын посмотрел на нее со злостью.

Наташа спокойно заметила:

— Если б она погибла, ты начал бы с этого.

Взгляд его ничуть не смягчился, и Наташа поняла: придется смириться с тем, что какое-то время Саша будет вымещать на ней свою злость на себя. В этом она охотно соглашалась походить на любую из матерей.

— У меня есть травяной чай, — предложила она. — Хочешь?

— Нет! Какой еще чай? Хотя… Ладно, давай. Он не противный?

— Пахнет мятой. Тебя осмотрел врач?

— Что осматривать? Все цело.

Наташа подумала о возможных внутренних повреждениях, но их ведь не могло быть без боли, а Саша сейчас выглядел носителем только одного вида боли. Она без труда угадала это, потому что сама носила в себе такую же много лет.

"Может ли склонность к страданию передаваться на генетическом уровне? — она впервые задумалась над этим только сейчас, расстилая сыну постель. — Случайно ли мы оба выбрали именно тех людей, которые, в конце концов, ушли от нас? Правда, в Яна невозможно было не влюбиться. Другое дело, Лилька…"

Ей припомнились слова Цветаевой о том, что жена Пушкина должна была оказаться абсолютным нулем, пустотой, в которую он мог бы выплеснуть свою переполненность. В паре "Саша — Лилька" это правило оправдывало себя. Но Наташе трудно было принять то, что, в таком случае, и Ян нашел в ней самой то же самое…

Чай уже заварился. Наташа наполнила любимый Сашин бокал с парусником и отнесла ему в постель. В первый момент ей показалось, что сын уже уснул, и она замерла на пороге комнаты, не решаясь позвать его даже шепотом. Но Саша открыл глаза и посмотрел на нее без улыбки.

— Готов, — сказала она о чае и ужаснулась, услышав, как это прозвучало.

Он рассмеялся и, закинув руку за голову, вытащил подушку и поставил ее так, чтобы можно было сесть. Наташа протянула бокал.

— Я пойду погуляю, чтобы тебе не мешать.