Невозможное возможно! Как растения помогли учителю из Бронкса сотворить чудо из своих учеников

Страсть, цель и надежда всегда были краеугольными камнями моей работы, но нужно иметь еще и правильный скрепляющий раствор для них. Страсть – это та штука, которая привлекает детей в школу. Цель заставляет их возвращаться. Ну а надежда побуждает их стараться даже из последних сил, даже вопреки всему. Я видел, как ученики намертво застревали на какой-то проблеме и начинали сомневаться, что вообще способны учиться. Моя работа заключалась в том, чтобы убедить их в обратном и обеспечить поддержку, необходимую для успеха. Я по своей природе люблю много говорить; но теперь мне нужно было много наблюдать. Я должен был в мгновение ока решать, кто из учеников понимает урок, а кто находится в полном замешательстве.

Задолго до того, как слово «ответственность» закрепилось в словаре мудрецов и политиков, оно стало обыденным в моем классе. Я говорил ученикам: «Вы будете отчитываться передо мной, а я перед вами». Мы выполняли это обещание ежедневно и создали атмосферу взаимного доверия.

Страсть – это та штука, которая привлекает детей в школу. Цель заставляет их возвращаться. Ну а надежда побуждает их стараться даже из последних сил, даже вопреки всему.

Например, со своей стороны я обещал следующее:

Я буду предоставлять вам ежедневную программу.

Я найду время, чтобы ответить на все ваши вопросы, каждому.

Я дам вам все необходимые средства, чтобы вы добились успеха.

Я буду обращаться с вами достойно и с уважением.

Я буду приходить рано и оставаться допоздна, и я всегда помогу вам, если это понадобится.

Вот обещания с другой стороны:

Мы всегда будем воплощать наши мысли в слова. Мы всегда будем с любовью и уважением относиться друг к другу, даже когда поссоримся.

Мы будем следить, чтобы все в классе записывали домашнее задание.

Мы не будем опускать руки только потому, что перед нами стоит трудная задача.

Мы всегда будем спрашивать, если что-то окажется непонятным.

Мы никогда не будем демонстрировать отвращение к чужой пище.

Раньше ученики думали, что школа им что-то должна; теперь мы работали вместе. Ребята, которые считали себя отстающими, обрели заинтересованность в своих достижениях.

Такой подход начал приносить плоды. Когда мои отстающие превратились в успевающих, я испытал тот же негатив, который уже пережил в Бронксе. Справедливости ради надо отметить, что у многих моих коллег в Аризоне были благие намерения. Я ставил их в тупик своими вопросами, например: «Вы бы привели своего ребенка в эту школу? Вы бы хотели, чтобы так обращались с вашим ребенком?» Людям не нравилось такое слышать, особенно от новичка из Нью-Йорка.

К моменту окончания практики я сформулировал для себя ту теорию образования, которой придерживаюсь до сих пор. Эта теория предельно проста: мы должны перестать делать скидку на бедность. Бедные дети могут оправдать самые высокие ожидания, но сначала их надо обрести. Ни один ребенок ничего не добьется с низкими ожиданиями! Я считаю, что все начинается с любви. Мы должны любить детей, чтобы они научились любить себя. Я почувствовал на себе эту силу любви, когда Стэн Цукер дал мне шанс и заставил меня относиться к моим ученикам с тем же уважением. Встречи со Стэном, его занятия и совместная работа – все это было настоящими возможностями, которыми я с тех пор всегда делюсь с другими. Благодаря Стэну я понял, что учитель обладает силой изменять жизни учеников.

Как только я получил степень магистра по коррекционному обучению, меня пригласили на работу в благополучный и богатый пригород. В этой школе учились преимущественно белые и небольшое количество детей из резервации, попавших сюда исключительно по территориальному признаку. Школе требовался бебиситтер для этих детей, а также для других учеников с ограниченными возможностями, изолированных от остальных, успевающих и благополучных. Я жаждал получить результат.