Невозвращенцы на Луне

Замполиты и прочие режимники, да простят они мне подстрекательство, не очень-то приветствовали сход годков уважительно, а тем более под сомнительную музыку, царского пошиба (не нами придумано!) Их скорее выпихивали напрочь, почти выдворяли втихую, чем провожали с почётом. До сих пор не пойму: почему?

Казалось, что ДМБ – дело тайное и некое Госважное. Причём настолько тайное, что они сами не знали день схода с корабля (или из казармы лодочного экипажа). Так было, хотя позже помаленьку наладилось. И тогда повсеместная «Славянка» будоражила души моряков – срочников (да и не только) своей, уже скорее радостной мелодией. Ещё бы: их уже ЖДАЛ отчий дом, хотя с грустью провожал, ставший родным корабль и его команда. И слова песни звучали иначе:

Прощай, родимый край!
И нас ты вспоминай!
Прощай, мой экипаж
Прости прощай, прости прощай!

И уходили, украдкой смахивая слезу. Вослед им смотрели их товарищи, прошедшие вместе не одну тысячу миль. Хватившие вместе с вами как лиха, так и соли не то что пудами, а центнерами.

Чего уж греха таить, случалось пробкой теплоизоляции посыпать первую седину 20-летним подводникам, когда их супостат «одаривал» глубинками, дабы вынудить их к всплытию в «точке».

Было о чём вспомнить и тем, кто вдосталь просолели на ветрах и штормах, обучаясь ходить по переборкам-стенкам, выворачивая кишки на брашпиль от рвоты. И неведомо им подчас, кто им может влупить торпедюку из глубины походя, тренировки ради. Поди, узнай потом, через век– другой цивилизации: кто из них был кто! Велики океанские глубины…

Но бывало и так. Разморило нас, эдак на градусе «шашнадцатом» по широте и долготее к самому что ни наесть западу Австралии.

Примерно так. А может и того далее. Штормило не шибко, но зыбило, а инда и шквалило. А ежели по правде, то будь они неладны – эти тропики!

Одни болячки от них сибирскому человеку! А коли кальмар не идёт, так и вовсе – тоска!

Первые месяца три, да с бассейном-терпимо. Но уже на пятом месяце начинает казаться, что твой сосед по кают-кампании сволочь невыносимая. Нет, особо придраться не к чему. Вот просто чувствуешь нутром: сволочь и всё тут! Ну не драться же! Возьмёшь, да пересядешь подалее. Так нет же: уже через пару недель и этот расклад по рожам тоже в тягость. Прямо-таки сплошная урина с фекалиями. Оно бы и вовсе не ходить в эдакую кампанию, так ведь жрать охота!

Одна отдушина: утром побегать по шкафуту в одиночку. Так нет: обещали набить морду на полном серьёзе мичмана нижних, подпалубных кают. «Не топай, скотина! И без тебя тошно!» Лишь под бассейном только кладовка боцмана и он в ней не спит. Купаюсь вдосталь. Со мной помоха он выдаёт спирт и очень экономно. Его за это многие не любят… Так вот НЕКТО запускал рыб-прилипал от акул. Большинство их панически, прямо ужасно боятся. Они присасываются напрочь. Но, если ткнуть ей окурком в маковку-отлипает махом. Помоха не курил. Хотя, в принципе, не только он.

Частичным уединением служила коечка в спокойную погоду и то, если крепко зажмурить глаза и втихую принять внутрь расходный материал, то бишь «шило» (спирт). Сосед по каюте был просто скотиной: шило копил на ремонт сантехники в новой квартире в базе.

Подумал бы: где база, а где он! А мне выпить не с кем! Ну не гад ли?!И вот, в эдакой обстановке, плюс в тени под пятьдесят, да изматывающая зыбь, чередующаяся со шквалами и штормами вот уже седьмой месяц… И только в гальюне относительно психологически разгружаешься. Весьма относительно, конечно. А уж по дому– то тоска неимоверная. Да чего там по дому! По людям, по запахам земным, по детскому смеху, по шуму берёз… А уж по жене-то…

Вот уже дважды нас навещали сухогруз и водолей. Вроде выездного морклуба. Видели ЖЕНЩИН. Стояли бортами на кранцах. На время «майна-вира» малость потравили и сбросили почту. Корабли шли в СОЮЗ. Домой, значит. Не на Камчатку, но все-таки. С непривычки вроде и речь у них иная.

В тот день, однако, минуло семь месяцев, как мы в этих диких закоулках на шарике. Как рыбка на прикорме для субмарин супостатов.

Перископов не видать: мы не спецы в оптике, так что своих от чужих только по торпеде бы и отличили. Свои– то не тронут! А тут на горизонте появилась некая посудина. Мы её почти всей командой ходили смотреть в бинокуляр на мостик. Уж больно зачуханное судёнышко. Но со всех сторон, аки вилы из стога сена торчали антенны. По их конфигурации и величине нетрудно было понять назначение корабля. Такие именуют кораблями ОСНАЗ.

За всю мою службу мне не доводилось видеть этот «квазиголландец» не то что в базе, но и вблизи наших берегов. Слышал, будто даже при замене экипажа они не заходят в базу.

На вторые сутки ощетинившийся «рыбак» ошвартовался у нашего борта. Их леера едва доставали до моего иллюминатора.