Невозвращенцы

— Все равно, что-то нехорошее они задумали…

— Объясни, почему ты так подумал?

— Вон и ярлы тоже помрачнели, видишь… Они это первыми поняли…

— Да объясни же!

— Щиты нужны только в бою и только для боя. Больше не для чего. Можно взять с собой меч — похвастаться на пиру своим дорогим оружием. Можно взять с собой топор — может придется потешиться метанием или другой забавой. Можно одеть кольчугу или другой богатый доспех — пустить пыль в глаза хозяевам своим богатством. Без ножа вообще никто не ходит… Но ко всему этому взять с собой в гости щит, а у некоторых еще шлемы — это однозначно либо готовиться к бою, либо оскорбить недоверием хозяев, и тоже готовиться к бою.

— И что делать?

— Еще гляди! Видишь — человек десять осталось на каждом корабле, в бронях, а сошло больше сотни. Охраняют. Но в набег так не ходят — корабли перегружены воинами и некуда складывать добычу… Непонятно. Пошли отсюда. Издаля посмотрим.

Они ушли с берега и спрятались за углом ближайшего дома. С этой позиции они наблюдали за встречей трех ярлов — двух своих и одного приезжего. Встреча проходила… непросто. Гости вели себя шумно и нагло, да так, что даже Вторуша, сидящий далеко от центра действа, неосознанным движением теребил заткнутый за пояс топорик. Александр, заметив это, задал дано мучавший его вопрос.

— Объясни мне, как получается, что тебе доверили оружие? Ты же трелль, раб как и я…

— Ты вообще откуда такой взялся? Ничего не знаешь, как дитя молочное! Из какой глуши?!

На этот вопрос Александру не хотелось отвечать. Кто его знает, как поведет себя его единственный приятель, если он скажет ему правду? Сказать ему, что родился он в городе, который построил Петр Первый? Что родители предали свою страну и убежали к заклятым друзьям через океан на другой материк? А есть ли здесь другой материк? И знают ли о нем, если он есть? И не воюют ли? «А кто такой Петр?» — последовали бы вопросы. — «На берегу какой реки?» Вот что на это ответить? Поэтому и отнекивался Александр как мог. Поначалу, благодарный за спасение жизни Вторуша не расспрашивал Александра. Но с каждым новым вопросом о том, что всем известно, любопытство давало о себе знать и все настойчивее звучали вопросы о жизни Александра до рабства. «Откуда? А отец с матерью? А рода какого? А жили где?». Чтобы раз и навсегда закрыть тему Александр решил слепить из полученной ранее об окружающем мире данных себе, как говорят разведчики, легенду. Единственное, что плохо, он знал названия только двух городов: Новогород и Тожок, упоминаемых в разговоре Хальдис, а тут были все шансы «проколоться». Но делать было нечего и приходилось рисковать.

— Да я на хуторе лесном родился. От Торжка недалеко. Всю жизнь там прожил, не видел ничего. А потом на охоту пошел далеко — вот меня и поймали.

— Значит мы с тобой земляки, — заметно расслабился Вторуша. — Так уж и не видел ничего? И в Великом Новогороде не был?

— Как не был? Был! Целых два раза! Правда малой я еще тогда был, ни помню ничего, — тут приходилось выкручиваться, чтобы не проколоться.

— И зачем же тебя малого водили туда?

— Да, говорили родители, болен был сильно…

— Эх ты, темнота. Так вот. Благодари Богов наших, что не попал ты к римлянам. У викингов рабство легкое и может быть не навсегда.

— Это как?

— А так. Коли в шторм ладья попала и тебя на весла посадили, то, поелику выжили, свободен ты стал — не могут гребцы быть рабами. Или вот еще — коли ратяться, и не убоялся ты за топор схватиться, то тоже после свободен ты… Разумеешь? А коли нету в тебе силы и храбрости, коли раб ты в душе, то век свой так и проживешь….

— Угу…

— Вот мне топорик и доверили — знают, что я не отступлю в случае чего. Ты вот тогда ответь, что мне непонятно. На что они рассчитывают? Ведь не могли же они знать, что почти половина воев ушла по поселкам? И даже если бы и знали — то сотня против семи десятков в обороне — на чьей стороне будут боги тут неизвестно…

— Я не знаю.

— Вот и я не разумею…

Оба еще немного посидели в задумчивости. Александр рассматривал богатые доспехи некоторых воинов. Внезапно взгляд его упал на очень необычного человека. Одет он был не в кольчугу и шлем, и не было у него щита за спиной, зато вся его одежда была сделана из какого-то серой шкуры мехом наружу, а вместо шлема и плаща на голове скалилась искусно выделанная волчья пасть, соединявшаяся в единое с огромной волчьей шкурой, которую и использовал этот воин в качестве плаща. Из оружия при нем был только нож и меч.

— Слушай, а это кто?

— Где? — спросил оторванный от своих мыслей Вторуша.

— Вон, там. Шаман что ли?

— Шаман? Где?

— Ну вон, в волчьей шкуре…

— О Боги! Теперь все понятно, на что надеется ярл Бьярнарсонар. Это ульфхеднар…

— Кто?

— Ульфхеднар, оборотец, ульфсерк…

— Берсерк?

— Нет. Берсерк это медвежий оборотец, а ульфхендар — волчий.

— Ну и что тут такого? Он даже без доспехов…

— Темнота. Они ему и не нужны. Раны от металла заживают на них в мгновение ока, его нельзя убить обычным оружием и только самые храбрые и сильные ярлы, которым покровительствует Перун могут убить оборотца…

— И откуда они взялись?