Наблюдая такие кары со стороны Надо, мы уже не усомнимся, что они обладают принудительной силой. Человек неплохо функционирует, пока живет в согласии со своими внутренними предписаниями. Но механизм отказывает, когда сталкиваются два противоречащих друг другу Надо. Например, один врач считал, что Надо быть идеальным врачом, и все свое время отдавать пациентам. Но ему Надо было быть еще и идеальным мужем и отдавать жене столько времени, сколько ей нужно для счастья. Когда он понял, что и то и другое одновременно не получится, последовала тревога в мягкой форме. Она осталась мягкой, потому что он немедленно попытался разрубить Гордиев узел, решив обосноваться в сельской местности. Это означало – оставить все надежды на дальнейшее обучение и рискнуть всем своим профессиональным будущим.
Дилемму удалось все же наконец удачно разрешить, подвергнув ее анализу. Но случай показывает, какое отчаяние вызывает конфликт внутренних предписаний. Одна женщина чуть не сошла с ума, потому что ей не удавалось быть идеальной матерью и идеальной женой. А не получалось это потому, что последнее означало для нее – все терпеть от алкоголика мужа.
Естественно, противоречия между Надо затрудняют, если не делают невозможным принятие рационального решения ведь противоположные требования равно настоятельны. Один пациент потерял сон, потому что не мог решить: Надо ехать с женой в короткий отпуск, или Надо остаться в конторе и работать. Надо оправдать ожидания жены или предполагаемые ожидания шефа? Вопрос, чего
Человек не отдает себе отчета ни в силе гнета внутренней тирании, ни в ее природе. Но есть
Захватнический тип, для которого решающей является власть, склонен отождествлять себя со своими внутренними предписаниями и (сознательно или бессознательно) гордиться своими нормами. Он не сомневается в их правильности и пытается так или иначе воплотить их в жизнь. Он может пытаться соизмерять с ними свое поведение. Ему Надо быть всем для всех, он Должен знать обо всем лучше всех, ему Нельзя ошибаться, ему все Должно удаваться с первой попытки – короче, Надо выполнить все, что приказывают его Надо. И, как он думает про себя, он деиствительно соответствует своим высочайшим нормам. Его самонадеянность может быть столь велика, что он даже не рассматривает возможность неудачи и отбрасывает ее в сторону, если она случается. Его правота столь же жесткая, сколь и деспотичная, поэтому в своих глазах он никогда не ошибается.
Чем больше он погружен в свое воображение, тем меньше ему необходимо предпринимать реальные усилия. Вполне достаточно, если он предстает абсолютно бесстрашным или честным в мечтах, неважно, насколько он одержим страхами или бесчестен в жизни. Для него нет четкой границы между «я Должен быть таким» и «я такой», – может быть, она и для всех нас здесь не слишком резкая. Немецкий поэт Кристиан Моргенштерн прекрасно выразил это в одном стихотворении. Прохожего сбил грузовик, он лежит в больнице со сломанной ногой. Он читает в газете, что по той самой улице, где это случилось, грузовикам ездить запрещено. Он приходит к выводу, что все случилось во сне. Он заключает, «как ножом отрезает», что не может случиться ничего такого, что не должно случаться. Чем больше воображение берет верх над рассудком, тем больше исчезает указанная граница, и человек
Смиренный тип, которому любовь кажется решением всех проблем сходным образом считает, что его Надо – закон, не подлежащий обсуждению. Но тревожно пытаясь жить как Надо, он почти всегда чувствует, что у него это самым жалким образом не получается. Поэтому главный элемент его сознательных переживаний – самокритика, чувство вины за то, что он –
Когда обе эти установки по отношению к внутренним предписаниям доходят до крайности, они уже не позволяют человеку анализировать себя. Абсолютная уверенность в своей правоте не дает видеть свои недостатки. Склонность к другой крайности – слишком большая готовность чувствовать себя виноватым – опасна тем, что осознание своих недостатков раздавливает человека, а не освобождает.