Неврозы. Теория и терапия

Еще более ярко и драматично это обнаруживается в следующем случае.

В начале марта 1945 года один лагерный товарищ рассказал мне, что 2 февраля 1945 года ему приснился странный сон: голос, звучавший пророчески, сказал ему, что он может спросить его все что угодно – и голос ответит. И товарищ спросил, когда для него закончится война; ответ был таким: 30 марта 1945 года. Что ж, 30 марта приближалось, но никак нельзя было заметить, чтобы голос был прав; 29 марта у моего товарища начались жар и бред; 30 марта он был уже без сознания; 31 марта он умер: его унес сыпной тиф. Действительно, в тот день, когда сознание покинуло его, война для него закончилась. Мы не ошибемся, если предположим, что разочарование, которое принес ему реальный ход вещей, настолько понизило его биотонус, подорвало состояние иммунитета, защитные силы организма и его сопротивляемость, что давно дремавшая в нем инфекционная болезнь легко взяла свое.

Итак, мы можем сказать, что душевно-телесное состояние лагерного заключенного зависело от его духовной установки. Аналогичным данным, полученным из случаев так называемой дистрофии, которая встречалась в лагерях военнопленных, мы обязаны Мойзерту. Американский военный психиатр Нардини был тем, кто рассказал нам о своем опыте работы с американскими солдатами в японском плену, где убедился, насколько шанс пережить плен зависел от жизненной позиции человека, от его духовной установки по отношению к конкретной ситуации. В завершение Штольрейтер-Бутцон несколько лет назад в своей работе показал, насколько течение болезни при поперечном параличе, а именно возникновение осложнений и присоединяющихся заболеваний, зависит от позиции и установки человека по отношению к тому, что он болен.

Снова и снова оказывается, что столь часто упоминаемые комплексы, конфликты и прочее никоим образом не являются патогенными сами по себе. От комплекса и конфликта не зависит, станут ли они патогенными, это зависит от общей психической структуры пациента. Ведь все эти пресловутые комплексы, конфликты и прочее встречаются почти что везде, поэтому сами по себе не могут быть патогенными. Однако психосоматическая медицина идет еще дальше: она не только говорит о патогенности комплексов и конфликтов, она говорит о специфичности такой патогенности. Это значит, она утверждает, не больше и не меньше, что определенным заболеваниям могут быть более-менее универсально и однозначно приписаны определенные конфликты и комплексы. В этом отношении она ошибается в расчетах, поскольку снова оставляет без внимания общую соматическую структуру пациента. Так что можно сказать следующее: психосоматическая медицина вообще не пытается ответить на вопрос о том, почему определенный комплекс или конфликт именно для этого пациента стал патогенным; с другой стороны, она обходит вопрос, почему пациент заболел именно этим недугом. Вольфганг Кречмер – младший справедливо утверждает: «С точки зрения психологии нам не удается выяснить специфику того, почему конфликт, например, может привести только к истощению».

Как обнаруживается, собственно проблематика психосоматических взаимосвязей начинается там, где психосоматика «замолкает» в затруднении дать ответы на наши вопросы. Профессионалу известно, что мы сталкиваемся здесь с проблемой выбора органа (над которой, будучи общей, стоит проблема выбора симптома). Что ж, Фрейд счел необходимым обратиться в этом вопросе к соматическому и ввел понятие соматического размещения; Адлер же в своей работе о неполноценности органов в неменьшей степени признавал соматическую основу всякого выбора органа.

В этой связи Адлер говорил об «органическом диалекте», на котором изъясняется невроз. Мы могли бы сказать, что на «органическом диалекте» изъясняется и народная молва, – достаточно вспомнить такие выражения, как «тяжело на сердце», «у него это в печенках», «проглотить что-то».