Невская битва

—    Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков, — возгласил Спиридон, приглашая всех в храм на благодарственное богослужение.

—    Слава тебе, Сашенька! — приветствовала побе­дителя-сына Феодосия Игоревна. Он поклонился ей и трижды поцеловался. Повернулся к Саночке. Но взгляд у нее вдруг показался ему неприветливым.

—    Здравствуй, супруг милый, — тихо сказала Александра и протянула ему Васю, холодно трижды поцеловалась, не назвала Леском… Он хотел спросить ее, в чем причина холода, но здесь было не место для таких разговоров. Вася захныкал, его передали нянь­кам и унесли. Началась служба, и покуда она тяну­лась, Александр то и дело посматривал сбоку на жену свою, а она на него упорно не глядела.

Да что с нею?! Уж не наведывался ли сюда в его от­сутствие князь Данила?..

Когда окончилось благодарственное богослужение, архиепископ пригласил всех перейти в храм Бориса и Глеба, где стояли гробы с погибшими витязями. Ма­тушка туда не пошла:

—    Прости, Саша, я к себе, в Юрьев, к Феде. Там те­бя буду ждать. Хочешь — сегодня, а хочешь — завт­ра. — И удалилась.

—    А я — в Городище, — вдруг заявила Брячиславна. — У Васи зубки режутся, надо с ним побыть. Там тебя ждать буду.

—    Постой, — сурово взял ее за рукав Алек­сандр. — Ответь мне прежде, отчего не ласкова?

—    Я ласкова, — тихо, но обиженным голосом от­ветила княгиня.

—    Я же вижу, что в тебе что-то не так.

—    Дома поговорим, ладно?

—    Нет, не ладно! Ты даже не хочешь назвать меня Леском, Саночка! Что с тобою?

—    А что с тобою, Александр Ярославич? — чуть не плача пропищала жена. — Где ты был, почему сразу не прискакал ко мне, как только разбил свеев? Ты вче­ра уже мог вернуться…

—    Али ты хочеши рассердить меня? — омрачился Александр. — Лепо ли жене такое спрашивать о рат­ных делах мужа?

—    Может статься, что и не лепо, — сказала Алек­сандра. — Но… никогда не прощу тебя за это! Ведь я так ждала тебя… Никогда не забуду, как я разозли­лась на тебя, что ты ускакал тогда утром на ловы, по­сле нашей первой ночи!.. Пусти меня к Васе. Тебя дру­жина ждет, похороны, тризна… А когда вспомнишь обо мне, я буду ждать тебя покорно в Городище.

И она тоже удалилась. Мучаясь от незаслуженнос­ти всех брошенных ею обвинений, он отправился вме­сте со всеми в Борисоглебский храм.

Там стояли восемь погребальных ларей, в них, прибранные и нарядные, лежали Ратмир, Юрята, Все-волож, Дручило, Луготинец, Пузач, Еньдроп и На-мест. Остальных погибших отпевали в других храмах. Взяв свечу, Александр встал рядом с умолкшими пев­цами — Юрятой и Ратмиром. Хорошо виден был ему и Луготинец. Хотя и прохладно было в Софийском храме, Александр за время стояния там успел взо­преть в своих пышных доспехах. Здесь, в Борисоглеб­ском, было еще холоднее, будто холод смерти добавил­ся сюда. Вся радость утреннего возвращения поникла пред лицами лежащих в ларях.

Спиридон начал отпевание. Возложил фимиам в кадильницу, принялся кадить. Прочел «Благосло­вен Бог наш», «Святый Боже», трисвятое, «Отче наш», «Яко Твое есть Царствие», стали петь тропари. Медленно, не спеша, дошли до «Живый в помощи Вышняго». В сей миг Александр'отчетливо увидел, что скорбные, бледные лица убитых будто бы немно­го ожили, их горестно-растерянное выражение стало мягче и спокойнее, в уголках губ заиграла едва за­метная улыбка. Он подумал о том, что так же, долж-

но быть, улыбнулся Лазарь в первое мгновенье, ког­да Спаситель явился к нему во гроб. И далее, покуда текло долгое, неторопливое последование, он все ждал и следил внимательно, не будет ли новых пре­вращений, не шевельнется ли кто-нибудь из лежа­щих в ларях, не протянет ли руку, чтоб кто-то из жи­вых помог подняться и встать из смерти в жизнь. Но сколько он ни всматривался, ничего более не про­исходило. Мертвые оставались мертвыми. Красивое лицо Ратмира не шевельнулось, не открылись уста, чтобы еще раз, хоть напоследок, спеть на радость князю и дружине. Молчал и не двигался Юрята Пи-нещенич, благоговейно внимая, как поют в храме другие, не он. Не дрогнул всегда подвижный, всегда неспокойный, живой, веселый Костя Луготинец, не вскочил и не крикнул: «Кто? Я погиб? Да вы в сво­ем уме ли, братцы мои!»

Стоящий поблизости Савва несколько раз начинал плакать. Александр не стерпел и ткнул его как можно больнее под бок. Тот понял и далее старался держать себя в руках.

Наконец все вместе запели «Вечную память». Под­тягивали плохо, вот уж где поистине не хватало Рат­мира и Юряты. А они лежали молча и не возмуща­лись.

Потом подходили прощаться. Александр прикос­нулся губами ко лбу Ратмира и невольно отшатнул­ся — он никак не ожидал, что это юное, милое лицо окажется таким ледяным. Даже холоднее льда! И во льду есть что-то живое, чего нет в покойнике. Боже, какой холод!

— Простил ли ты меня, Ратмирушко! — надрывно спросил покойного Савва, когда Александр уже пере­шел прощаться к Юряте. — Каб я знал… разве ж бы я дрался с тобою!.. Прости меня, брате!