Невская легенда

Новики — после того, как они повидали врага, походили под огнем, их так называли изредка, — с последними взмахами лопат ввалились к пушкарям. Не успели осмотреться, слышат: в только что прорытом ходу кто-то ругается, человек, пригнувшись, спешит. По черному плащу с разлетающимися полами узнали Голицына.

Михайла Михайлович выпрямился, крикнул пушкарям:

— Видали, как ядра летят? Откуда шведы стреляют, не пойму.

Пушкари ответили вразнобой:

— О том и спорим.

— Стреляют-то, вроде, вовсе не из крепости.

— Зря глотки дерете, — прикрикнул полуполковник, — давно бы уж надо посмотреть, откуда бьют.

Огляделся и полез на огромный вяз — его толстый окаменелый ствол не поддался топорам. Одинокое дерево высилось среди поваленных сородичей, разбросавших по земле еще не увядшие ветви. Редут тылом упирался в этот вяз. Его корни дыбили землю под орудийными лафетами.

Голицын забрался невысоко, не удержался, заскользил по стволу вниз. Лизнул языком ссадины на ладонях, зло глянул на хохотавших пушкарей, на Ждана и Родиона, смеявшихся вместе со всеми.

— Чего гогочешь, рыжий? — Михайла Михайлович повернулся к Ждану.

— Не княжеская сноровка — по деревьям лазать, — ответил Чернов и дернул за рукав немого земляка, — подсади-ка, Родя!

Ждан вскочил на плечи товарища, ухватился за сук, ловко перекинул свое сильное тело с ветки на ветку. С высоты крикнул завистливо следившему за ним Голицыну:

— Чего надо смотреть-то?

— Гляди, где дымки родятся! — велел полуполковник.

Шведы стреляли нечасто. Чернов аккуратно сообщал:

— От средней башни! От правой!

Залез он на самую крону. Неловко было сидеть на прогибающихся ветвях.

— Слезать, что ли? — спросил он Голицына, убедись, что враг больше не стреляет.

Михайла Михайлович все это время не отходил ни на шаг.

— Гляди хорошенько, — требовал он.

— Да есть уж больно хочется, — пожаловался Ждан.

Родя закинул ему на дерево краюху хлеба. Как раз в это время громыхнуло, и Чернов закричал сверху:

— С нового места стреляют. Похоже — из-за острова!

Опять громыхнуло. Чернов крикнул уверенно:

— Точно! Из-за острова!

— Теперь слезай! — разрешил Голицын.

Зашуршала по-осеннему пестрая листва, затрещали ветки. К подножию вяза скатился Ждан с краюхой в зубах. Не было времени доесть ее.

Полуполковник озабоченно разговаривал с бомбардирами. Несомненно, у шведов сильные батареи не только на острове, но и за его пределами, на правом берегу. Их заслоняла всем своим массивом крепость.

Чернов спешил к Голицыну рассказать о том, что видел с вершины вяза. Но до редута не дошел. Прозвенел хлесткий, как удар бича, свист. Ждан услышал крик полуполковника:

— Ложись! Все — ложись!

Земля под ногами Чернова странно вспучилась и поползла в сторону. Больше он ничего не помнил…

Полковой обоз размещался в березовой роще. Лошади были выпряжены. Телеги стояли с поднятыми оглоблями.

Васена, увидев брата, побежала навстречу. Лишь вблизи заметила, что Родион несет на руках безжизненное тело солдата. Очень трудно было пройти эти шаги, отделявшие ее от Родиона.

Он поправил затекшие от тяжести руки, голова солдата мотнулась, и Васена узнала Ждана. Лицо его стало каким-то чужим, бледное, с закатившимися белками глаз.

— Сюда, сюда! — крикнула брату и показала на телегу, до половины набитую сеном.

Васена ни о чем не расспрашивала Родиона. Его разорванный, забросанный землею мундир, одичалые, странно косившие глаза яснее всяких слов говорили о том, что сейчас на Неве солдаты повстречались со смертью.

Казалось, в одну эту минуту Васена выросла, стала старше, строговато-серьезной. Она сбросила с себя суконный, военного Покроя кафтан, подсунула Ждану под голову. Расстегнула пуговицы его мундира, припала ухом к груди. Дышит ли? Бьется ли сердце?..

Вот уж который день девушка была на войне. Но облик смерти оставался неведом ей. Васена была так молода, что Опасность казалась невозможной, неестественной и для нее самой, и для близких людей.

Издали она слышала, как воют летящие ядра, как стреляют мушкеты. Но просто не думалось, что в эти минуты обрывается чья-то жизнь.

И вот перед нею — неизвестно, живой ли́, убитый ли Ждан, Жданушка, который умел так хорошо петь деревенские песни и плясать. На теле его не было ран. Но все оно холодное, жалостно беспомощное.

Васена с трудом уловила слабое биение сердца. Встрепенулась, будто сама ожила. Кому-то крикнула, чтобы принесли горячей воды. Принялась растирать Ждана, кипятить травяной взвар в котелке.

Она действовала решительно, уверенно. Никто не мог бы объяснить, почему именно нужна горячая вода и какое зелье замешивает она над огнем. Но все, кто был поблизости, спешили делать, как она велит, и все верили — от этого зависит жизнь человека.

Бережно и так умело, что можно было только дивиться, девушка приподняла голову солдата, влила несколько горячих капель в запекшиеся губы.

Ждан открыл мутные глаза. Увидел Васену. У него по-ребячески задрожал подбородок. Он опять закрыл глаза. Грудь его ровно поднималась и опускалась.

— Спит, — прошептала Васена, точно невесть какое чудо происходило у нее на глазах.