Невская легенда

За взятым в Нотебурге шведским стягом, который несли копьем вниз, ехал во главе бомбардирской роты капитан Петр Михайлов. Одутловатые щеки разгорелись, рот непослушно ползет на сторону. Длинные ноги ищут, не находят стремян.

За ним покачивается в седле «первый российский солдат» Сергей Леонтьевич Бухвостов. Кажется, он не замечает ликующей толпы, глядит поверх голов.

Широкая Тверская будто сузилась, зазвенела переливчатыми криками, когда на нее выкатились пушки и мортиры — знатный трофей, добытый в Нотебурге. В столицу привезли восемьдесят пушек, все исправные. Каждому москвичу хотелось дотронуться, пощупать эту боевую, ныне молчащую медь.

Величественный, в напудренном парике, гордо поглядывая вокруг, подлинный триумфатор, трясся в возке фельдмаршал Борис Петрович Шереметев. Рука, унизанная перстнями, сжимала табакерку.

В приличном отдалении, чтобы не беспокоить фельдмаршала скрипом колес, ехало двадцать обыкновенных телег, доверху нагруженных шведскими мушкетами и пистолями.

На последней телеге, привалясь к грядке, сидел Трофим Ширяй. Он дудел в берестяночку, хорошо зная, что в грохоте воинского шествия никто не услышит ее простого, деревенского голоса. Для себя самого наигрывал.

Трофим смотрел на Москву широко раскрытыми глазами. Народу-то, народищу! Что же, ты и вправду, Москва-матушка, слезам не веришь?..

Вот так начинался праздник во славу и в честь освобождения Орешка[8].

3. «ОГНЕННАЯ ПОТЕХА»

Шлиссельбургские торжества в Москве продолжались долго. Они закончились «огненной потехой», сожженной на Красной площади.

Солдаты, приведенные с берегов Невы, находились на постое в пригородных селах Преображенском и Семеновском. В Москву отпускали не часто, опасаясь озорства. Службой не донимали. Как-никак — праздник добыт их руками.

Посмотреть «огненное действо» отпустили многих, на целый день, но с самым строгим наказом — к полуночи вернуться в села.

Брат и сестра Крутовы на праздник не просились. В Преображенском искали они могилы своих родителей. Соборный псаломщик, под великой тайной, на старом, заброшенном кладбище показал им место, где хоронили замученных в застенке Преображенского приказа. Это были едва приметные над землею холмики, без крестов, даже без имени погребенных. На одной такой могиле Родион и Васена разгребли снег; насыпали хлебных крошек, чтобы птицы слетались…

В полковой стан брат и сестра вернулись вместе и порадовались непривычной тишине в палатках и хатах. Почти все ушли в Москву.

Трофим Ширяй спозаранку увязался за Бухвостовым и Щепотевым. Но знал бы сиповщик, что ждет его в белокаменной, — пожалуй, и не спешил бы.

Начался же этот день удачливо. Солдат и оба сержанта долго ходили по узким, заполненным людьми улицам. У Трофима, как говорится, глаза разбегались. В толпе толкались разносчики, выкликали свой заманчивый товар.

— Вот сбитень! — басил здоровенный мужик, ухватив под мышку бочонок с затычкой. — Сбитень горячий, пьет приказный, пьет подьячий!

Старуха, замотанная в теплый плат, заливисто и без останова выпевала над корзинкой:

— По ягоду, по клюкву, по хорошу, крупну!

— Патока с инбирем! — слышался голос, а чей — не видать; плывет глиняный жбан над головами. — Варенная с инбирем!

Солдат и сержанты поели гречневых пирогов, запили киселем. Потом присоседились к рослым молодцам, которые у Иверских ворот играли в бабки. Да, видать, напрасно: из троих только Щепотев умел с одного удара вышибить кон. А Сергей Леонтьевич, как ни кинет биту́, все мимо. Пришлось бы ему, при своем звании и седине, провезти на закукорках веселящихся молодцов. Троха шутил над Бухвостовым:

— Это тебе не Нотебург брать!

Но, когда проигрыш стал уже совсем явным и здоровенный парень собирался прокатиться на неудачливом игроке, Ширяй рассвирепел:

— Ты одурел, что ли? — набросился он на парня. — Это же сержант государева войска. А ну, садись!

И подставил свою спину. Ничего не поделаешь, долг платежом красен. Под улюлюканье молодцов Трофим вприскочку провез оседлавшего его победителя.

В бабки решили больше не играть.

Ходили по лавкам. Слушали балалаечников. Отведали горячих блинов. Статная, краснощекая повариха торговала ими посреди улицы. Из стянутой обручами кадушки валил вкусный пар. Похвалили блины. Похвалили повариху.

В полдень Бухвостов, Щепотев и Ширяй оказались в тупичке, около листа, прибитого к тесовому забору. Лист был исписан кривыми строчками. Сергей Леонтьевич прочитал вслух:

«Сим всему миру являет Яков Андреев сын Гасениюс, часового дела мастер, что на дворе окольничего Головина, у Николы на столпах, установлено счастливое испытание, по иноземчески называется лотерея, где всем охотникам или охотницам вольно свою часть испытать, како добыть тысячу рублей за гривну».

Трофим выслушал и недоверчиво переспросил:

— Тыща рублей за гривну? Такого быть не могет.

Бухвостов закончил чтение:

«В сем деле будет равная оправа, како вольному господину, тако же и рабу и младенцу без всякого обмана».