И тянут, бедолаги, уже в полную силу. Скрипят зубами, плача и захлебываясь от ненависти друг к другу. И каждый понимает, что надо терпеть и тянуть. Камера рыдает. Малолетки стонут от боли и матерят друг друга. С галерки:
— Тагил, х… ли ты тянешь?! Рывками пробуй!
Пробуют рывками.
— Первоуральск, не поддавайся!!!
Хрипят из последних сил. Не сдаются. Камера бьется в истерике…
Что вы думаете? Кто-то оказался крепче? Ни хрена подобного. Услышав эти дикие вопли, в камеру ворвался надзиратель по прозвищу Гангрена, бывший фронтовик (потому что на стреме никто не стоял, всем было интересно, у кого яйца крепче). А так бы эти парни просто с безобидной дружеской подначки оторвали бы себе яйца.
Когда они сдернули повязки и поняли, что произошло, то с плачем бросились с кулаками на всю камеру сразу. Еще бы не обидно! Собственноручно со всей свирепостью отрывали себе яйца на глазах у всей хаты, думая, что отрывают их у другого. И Гангрена их успокаивал.
Малолетки, конечно, на всех обиделись. Но им тут же объяснили, что обиженных е… Им ничего не оставалось, как тоже смеяться. Малолетки отходчивые. Так они и хохотали, слезы по щекам. Их потом все просили показать яйца. А самым любопытным они даже разрешали потрогать. И то. Яйца у них стали как хвосты у павлинов. Все удивлялись. Потому как яиц не должно было остаться.
Наутро добросовестный Гангрена написал рапорт. Полхаты отправили на кичу (карцер), а малолеток на больничку. Где они, кстати, встретили свою попкаршу, но уже не проявили к ней никакого интереса.
Если кто-то думает, что я написал о политике в связи с последними событиями и попробует провести параллели, то они, конечно же, проведутся. Но на самом деле я так, безотносительно… Всем привет!
ПРИМЕТА
Пока я вел прием, Вова прошел техкомиссию. Машина весит 1900. Старт с вечера. Ориентирование. По сути, борьба за стартовые позиции в основной гонке. Так как мы ориентируемся плохо, нас первые стартовые номера не интересуют.
Поехали мы аккуратно. Задача — собрать максимум, потренироваться и не убить машину, потому что настоящая гонка начнется только завтра.
Начали с дальних точек, чтобы ближе к темноте вернуться в лагерь, где прямо недалеко от стартовой поляны в каком-то размешанном дерьмище спрятано еще несколько КП.
Идем по GPS на точку. Остается триста метров, догоняем пермяков. Они разворачиваются: «Будем искать другие подходы — там не пройти». Вова у меня только очками сверкнул:
— Что значит не пройти?!
А впереди между оврагом и озером мягкая, ненадежная торфяная дамба. Ни хрена не видно, все заросло. Поползли потихонечку. Сзади парни на квадриках догнали. Мы их пропустили. У одного из-под колеса подпрыгнул здоровенный лосиный рог!
— Вова, — говорю, — давай подберем!
— Нет, — говорит Вова решительно, — примета плохая.
Я схватил рог, кинул в машину. Говорю:
— Про примету я тебе потом расскажу, только напомни.
Размесили всю дамбу, нырнули прямо с нее в глубокое болото.
На спуске ударился своей стороной о березу — сразу вспомнил, зачем каску надевают. Доползли до КП. Один раз подтянулись на лебедке. И стали выходить из болота. Выскочили на брошенную узкоколейку и помчались. Рог сзади скачет.
Вова говорит:
— Расскажи про примету.
Жалко, что ли.
Мчимся вдаль. Мотор ревет, ветер в ушах. Надо бы Вову спросить, туда ли едем, но уж больно хорошо едем. Выскочили на кладбище.
— Вова, там кладбище было? — спрашиваю.
— Что?
— Куда?!
— Где-то здесь должна быть дорога…
И вот гоняем по кладбищу, горят все фары, глушитель оборванный орет. Говорю:
— Вова, я уже стесняюсь тут ездить! Люди смотрят!
Он говорит:
— Давай! Сейчас чуть прямо, точно должна быть дорога!
И действительно — дорога. Режевской тракт называется. Машины ходят. Развернулись, поехали обратно.
— Эх! — говорит Вова, — надо было раньше свернуть!
GPS заглючил. Ищем лагерь. Начинает темнеть. Остается час. Вышли на размешанный проселок, вваливаем по-серьезному. Надо успеть в лагерь и взять хоть пару точек.
Вдруг подзарядка начинает уходить в минус. Вова орет:
— Все! Туши свет! Не в том смысле! То есть люстру гаси!