Когда скупой лунный свет осветил лицо фигуры в капюшоне, я не хотела верить своим глазам. Глупая душа будто рванулась навстречу, но я справилась с ее порывом.
– Арман… – не то провыла, не то проскулила я, с силой стискивая ткань сорочки на груди.
Сердце горело, и я горела вместе с ним. Слезы душили меня, а вокруг пылал мой мир. Тот, в который я наивно поверила. Любимое лицо сейчас казалось каменным, его глаза были пусты. Воспоминания о первой встрече, первом танце и поцелуе сами полезли в голову. Пришлось до крови прикусить губу, чтобы не завопить в голос. В этот раз я не просто надломилась, я сломалась.
– Что ты собираешься со мной делать? – спросила не своим голосом.
Не то чтобы я хотела знать подробности, просто мне в приступе мазохизма захотелось услышать любимый голос. Будто он смог бы развеять все это безумие.
– С тебя все началось, на тебе и закончится, – холодно сказал Арман, и я проглотила рвавший горло вопль.
– А закончится ли? – спросила я. – Жажда крови не даст тебе покоя. Ты не насытишься…
Я говорила сейчас не с Арманом, а с силой, что одурманила его. Будто это были два совершенно несвязанных существа. Мой разум, мое сердце и душа никак не желали видеть в любимом человеке насильника и убийцу. Я разрыдалась в голос, вспомнив, что видела собственными глазами, кто напал на меня восемь лет назад. Горе уже не помещалось внутри, но я не знала, как освободиться от него.
– Ты не мог… – глотая слезы, пробормотала. – Ты не мог…
Меня разрывало надвое. Сознание боролось с сердцем. Милый, добрый, искренний, такой заботливый Арман, мой Арман не мог всего этого натворить. Глаза лгут, факты лгут. Он не убийца. Мужчина, который стал моим светом во тьме, справился бы с этим, он бы устоял, он бы поборол мрак.
«
– Даже если окажетесь во мраке… не теряйте веры, – прошептала я, а потом, превозмогая боль, утерла слезы и сжала руки в кулаки. – Арман, очнись! Арман!
Я понимала, что слепо верить словам безумного старика – это сущая глупость, но, кроме той самой веры, у меня больше ничего не осталось в жизни. Я во мраке, в жутком, непроглядном, в смертельно опасном. Вера – мое единственное оружие.
– Арман, посмотри на меня! Арман, это я!
Зажмурилась от того, как глупо себя чувствовала. С кем, с чем я боролась? С магией? С темной силой? С неуемной жаждой крови? Все это, все безумие! Отвергая факты, не обращая внимания на то, что видели мои глаза, я вновь выбрала веру в Армана.
Дюваль шагнул ко мне и в лунном сиянии его глаза заставили сердце дрогнуть от страха. Я чуть было не отступила на шаг, но сдержалась. Вместо этого обхватила лицо Армана своими холодными ладонями и заглянула во тьму. Под пальцами чувствовала, как стремительно несется его кровь по венам. Разве так бывает?
– Очнись! – Слезы вновь побежали по щекам. – Я верю тебе, я верю в тебя! Ты не делал всего этого! Ты не мог! Я верю, слышишь!
Арман замер, но взгляд его не изменился, маска с лица не спала. Я вновь прикусила губу, но отчаиваться и не думала.
– Милый, очнись, слышишь! Я люблю тебя! Очнись же, Арман! Я верю, верю… Это не ты…
Обессилев, я уткнулась лбом в грудь Дюваля и дала волю рыданиям, продолжая бормотать все те же слова. Руки опустились, но я вцепилась в одежду Армана, чувствуя, как подкашиваются ноги.
– Будь проклята тьма! – вскрикнула я. – Очнись же!
Дождь пошел сильнее, смешался с моими слезами, но мне казалось, что он смывает с меня грязь, смывает прошлое. Тонкая голубая дымка, возникшая будто из ниоткуда, робко потянулась ко мне. Я подняла голову, но на лице Армана все так же не увидела никаких изменений. По его коже тоже стекали холодные капли, но Дюваль не двигался. Он и убивать меня не спешил, но и не подавал виду, что слышит. Дымка покружила вокруг меня, а потом коснулась руки и пробралась под кожу. Она дала мне сил, а еще прибавила злости. Я не хотела сдаваться, предпочитая сражаться за близкого человека до самого конца. Лучше уж умру прямо здесь и сегодня, чем продолжу жить, оставив Армана таким. Я так и не поняла, откуда взялась дымка, но разбираться было не время:
– Очнись! – закричала я и хорошенько встряхнула Армана. – Вернись ко мне!
Мой голос пронесся над землей, его подхватил ветер и унес далеко в море. В словах звучало отчаяние и полное бессилие.
– Сандрин! – послышалось за спиной, я вздрогнула и обернулась.
Ко мне приближались Патрис и Жаклин Дюваль. Старший брат Армана был в одной рубашке с закатанными рукавами, в брюках и туфлях. Вид у мужчины был заметно потрепанный, волосы взъерошены. Куда делись галстук и пиджак, непонятно.