Невзгоды по наследству

– Ты права: копейка рубль бережёт, – сказал Михаил. – Ты меня покормишь?

– Конечно. Иди на кухню, я приготовила твои любимые макароны с мясом.

Он быстро умял макароны, запил чаем, и сказав «спасибо», отправился в свою комнатушку. Мать ещё повозилась некоторое время с посудой, потом ушла спать в большую комнату. В доме наступила тишина.

… Михаил не кривил душой, когда говорил про пересчёт десятикопеечных монет. Из-за нехватки денег семье приходилось постоянно экономить на всём, и, по возможности, добывать ещё дополнительные копейки в общую копилку. Кормилец был один – отец, имеющий маленькую зарплату, остальные являлись иждивенцами. Мишке не хотелось быть нахлебником. Он искал любой способ, чтобы внести свой посильный вклад в семейный бюджет.

Он отстреливал ворон из рогатки неподалёку от скотобойни, где сбрасывались отходы, отрубал у них лапки и относил в санитарную службу, где получал вознаграждение по тринадцать копеек за пару. Это была неблагодарная работа. Огромные стаи жирного воронья с диким карканьем кружились над зловонными внутренностями животных. Чтобы бить по птицам прицельно, нужно было подходить поближе, пробираться среди этого смрада, кишащего червями, рискуя в любой момент поскользнуться и упасть в вонючее месиво. Падения нельзя было допустить, в противном случае точно не миновать гнева матери и, что ещё хуже, можно навсегда получить запрет на такое ремесло.

Кроме охоты на отъевшихся ворон, он иногда плёл корзинки из ивовой лозы и пытался продавать их по рублю за штуку на автобусной остановке, но торговля, почему-то, шла плохо, либо не шла совсем.

Иногда на реке удавалось забить ондатру, и он, разделав тушку, с радостью отвозил шкурку в заготконтору. Гонорар получался приличным. Зимой бегал на лыжах в тайгу и ставил петли на зайцев. Мясо шло на стол, шкурки отвозил на колхозный базар, где менял их на продукты.

Самым удачным и прибыльным делом для него являлся сбор стеклопосуды. Для этого не требовалось особых усилий. Ходи себе по посёлку да внимательно поглядывай по сторонам.

Михаил подбирал всякую стеклотару, которую принимали в магазине. Главной задачей было разглядеть, чтобы края банок и горлышки бутылок не имели сколов. Иногда из-за грязи мелкие сколы увидеть не удавалось, приходилось применять пальцевой метод.

Во дворе у него стояла ёмкость из жести, в которой он отмачивал этикетки или въевшуюся грязь на банках и бутылках, пролежавших в канавах или в траве длительное время.

Бутылка стоила десять копеек. Вырученные монеты опускались в копилку, изготовленную отцом. В конце месяца копилка вскрывалась, вёлся подсчёт дополнительного дохода.

У маленького Мишки была заветная мечта: когда вырастет – обязательно заработает мешок денег и отдаст отцу, чтобы тот не убивался на работе от зари до зари, а мог ходить с матерью в кино по выходным, как это делали соседи. Чтобы смог купить мотоцикл с коляской и свозил бы его в большой город Пермь, где есть цирк и зоопарк.

И вот мечта его сбылась. Он заработал кучу денег и отдал долг родителям. Пусть поступают с ними, как посчитают нужным. Пусть это будет частичная компенсация за все муки, которые выпали на их долю.

Михаил отдал деньги с чувством необыкновенной радости, но у него не было уверенности в том, что мать позволит себе потратить даже малую часть полученной суммы. Она, конечно же, откроет счёт в сбербанке, но деньги будут лежать без движения до какого-нибудь значимого события. Скажем, до свадьбы дочерей, или же его собственной.

… Сон не шёл, Михаил перевернулся на бок, открыл глаза. Свет от яркого фонаря на автобусной остановке пробивался сквозь тонкие занавески на окне, оставляя на противоположной стене жёлтые блики.

«Свадьба, – неожиданно для себя остановился он на этом слове и задумался. – Неужели я способен решиться на такой шаг? А что? Возраст подходящий, почему бы и нет? Разгульную жизнь пора стопорить, ни к чему хорошему она не приведёт».

Михаил мысленно проследовал по цепочке событий, которые произошли в его жизни за два истекших года…

…С того раннего утра, когда он покинул деревню Березники, распрощавшись с любимой девушкой, у него, казалось, померк свет перед глазами. Всё вокруг будто плавало и кружилось, мир стал казаться серым и невзрачным. Ничего не интересовало и не радовало, сознание поразила полная апатия.

Вернувшись в общежитие, он не находил себе места. Комната была пуста, из коридора не доносилось ни единого звука, до отъезда в колхоз на картошку оставалось ещё несколько дней. Те несколько дней, которые он выкроил после стройотряда, рассчитывая провести их вместе с Аннушкой…

Не выдержав тоскливого одиночества, он накупил вина, и весь день цедил его, закусывая свиной тушёнкой, которая осталась в портфеле целёхонькой, и тупо пялился в экран телевизора.

На следующий день, заглотив стакан опостылевшего пойла, отправился на набережную Камы и бродил бесцельно из конца в конец до позднего вечера. И всё думал, думал, думал…