— Пока не веду, — ответила Агаша, почти не смутясь, — моя программа с первого сентября в эфире пойдет, скоро уже.
Потом были всякие полу-голые девчонки, певшие под фонограмму…
— А я все летала, а я все летала…
Потом были другие полу-голые девицы, тоже под фонограмму певшие по бешено-страстную испанскую любовь.
Потом был пожилой гомосексуалист со своей танцевальной группой, певший тоже под фонограмму про голубую луну…
В десять вечера, когда концерт закончился, и когда начались танцы под живой большой джаз-банд из самого Питера, с Сережей и с Агашей рассчитались.
— Хотите остаться потанцевать? — спросил менеджер, уже не ответственный за розданные артистам конверты.
— Нет, мы, пожалуй, поедем, — ответил за них обоих Сережа.
— Вам будет предоставлена машина, — сказал менеджер.
— О-кеюшки, — кивнул Сережа.
Ему всегда становилось хорошо, когда конверт с гонораром перекачивал из менеджерского портфеля к нему в карман.
Тут кто-то легонько тронул ее плечо.
— May I have the plesure of this dance? — Агаша услыхала приятный баритон за своею спиной.
— Вы меня? — переспросила она и глуповато улыбнулась.
— The girl just had promissed this dance to me, mister, — сказал вдруг Сережа и решительно взяв Агашу под локоток, потащил ее к выходу…
— Главный принцип нашей работы, Агаша, — уже в машине сказал Сергей, — никакой личной жизни во время чёса, и особенно никаких шашень с гостями, когда конверт с гонораром еще при тебе, а не отвезен в надежное место.
— Это почему? — переспросила глупая Агаша.
— По кочану, — буркнул Сергей, — вот отвезем деньги до дома, до хаты, положим в норку, тогда я сам возьму из конверта тысячу грюнов и приглашу тебя на всю ночь кататься на теплоходе по Москва — реке.
На теплоходе они кататься не поехали.
Но не переодеваясь, вызвали по телефону такси и отправились в Каретный ряд в ресторан сада Эрмитаж.
— Слушай, а ведь меня наверное сам английский посол на танец приглашал, — обидчиво посетовала Агаша, — а ты мне весь кайф поломал, кайфолом — дрим-киллер!
— Скажи лучше, сам принц Уильям тебя приглашал, — фыркнул Серега, — небось какой-нибудь бизнесменишка или журналюга с Би-Би-Си.
Они танцевали под камерный джаз-комбо.
Никто в этом ресторане больше не танцевал, только они вдвоем.
Толстый парень в длинной белой рубахе навыпуск поверх синих Джинс и очень красивая девушка в красном платье.
Танец кончился и публика поблагодарила их аплодисментами.
— Вот видишь, артисты мы всегда артистами остаемся, — шепнул ей Серега, отводя за их столик.
От выпитого вина, да от нервной усталости кружилась голова.
— Поедем домой? — спросила Агаша.
— Поедем, ответил Сергей.
Он очень радовался такому решению.
Он очень хотел.
2
Случалось так, что Валерий Дюрыгин сам себя не понимал.
Обычно такой рациональный, такой прозрачный, просчитываемый и предсказуемый в своих намерениях и поступках, в своем новом отношении к Агаше вдруг стал непонятен сам себе.
С одной стороны он вроде как понимал корни своего негодования по поводу ее открывшейся связи с этим Сергеем Мирским. Это было его рабочее негодование, это была служебная ревность человека, полностью вкладывающегося в свою работу, в свои проекты. Здесь, с этой стороны Дюрыгин понимал самого себя, понимал почему переполняется гневом грудь и мутится от злости рассудок. Его Галатея, его Элиза Дулитл, им созданная Агаша Фролова перед самым началом их проекта завела роман с каким то «так-себе»…
Дюрыгин не для этого создавал ее, не для этого вкладывался в нее деньгами и мыслями, не для этого ростил эту провинциалочку, превращая ее из неумеки-официантки заштатного кафе в уверенную звезду-телеведущую главного шоу страны.
Не для этого Дюрыгин рисковал своим творческим будущим, ставя на карту свою репутацию прозорливого продюсера и менеджера, когда уговаривал Михаила Викторовича поставить именно на его — Дюрыгина план, когда склонял Мишу отвергнуть готовое шоу Зарайского и поставить на еще сырую тогда идею Дюрыгина…
Это была игра ва-банк, игра по-крупному, где ценой проигрыша могла стать вся карьера Валерия Дюрыгина. Ведь сорвись, ведь провались в рейтинге его идея нового телешоу с Агашей, ему потом за десять лет не отмыться, все завистники будут злорадно вспоминать, что Дюрыгин — это тот самый продюсер, который наобещал доверчивому Михаилу Викторовичу заоблачный успех своего телешоу, а сам жидко обкакался. После такого провала, если он — не дай Бог случится, Дюрыгин немедленно опустится в рейтингах из первой тройки продюсеров Москвы в самый низ тусовки, где ходят-бродят голодные шакалы, вроде этого Джона Петрова. Бродят эти шакалы где пятьсот баксов уже считается хорошей добычей. Вот опустится он в это болото благодаря выходкам своей Элизе Дулитл — Тогда и гонорары уменьшатся в десятки раз, и респект-уважение в гламурной тусовке тоже пойдет на минус…
Да, здесь Дюрыгин понимал откуда растут ноги его гнева и его ревности. Гнева, который буквально пробил голову, когда Дюрыгину подложили на стол свежий номер Московского Комсомольца с фото-разворотом на две полосы: