— А вот ты сумел бы уголь жечь?
— Понадобится — сумею.
— Выходит, тебе уже доводилось этим заниматься?
— Доводилось смотреть, как другие делают, — язвительно процедил незнакомец.
— Смотреть — одно, самому делать — совсем другое. Я спрашиваю: сумел бы ты жечь уголь?
— Кое-как — сумел бы. Но мог бы и научиться у того, кто по-настоящему умеет. Для тебя это ремесло?
— Ежели учесть, что каждую весну я один тут жгу уголь, то, выходит, это мое ремесло. Но может статься, из меня такой же углежог, как плотник. Дом у меня теплый, а значит, вроде бы хороший. Правда, окна прорублены вкривь да вкось. По мне так сойдет, а другому смех смотреть, — весело проговорил Мишка.
Незнакомец ответил дружелюбным взглядом, а старик, уловив перемену, спросил напрямую:
— Что ты мне ответишь, ежели спрошу: согласен со мной уголь жечь?
— Если пошлют, я соглашусь.
— Тогда собирайся. Завтра на обратном пути прихвачу тебя с собой, да и вся недолга. Конечно, коли есть на то охота.
— Какая там охота… Но лучше уж… словом, уголь жечь я согласен. А у тебя такая власть, что дело это ты запросто уладить можешь?
— Никакой у меня власти нет, слава богу. Да тут ее и не требуется. Уголь жечь — это тебе, брат, не бумагу марать, тут и без блата обойдется. Перо в руке как ни держи, оно все норовит другому подмигнуть да на сторону сбежать, а пила, топор, лопата — что верная зазноба: не противятся, коль покрепче жмешь, и никуда от тебя не сбегут. Значит, считай, что я тебя назначил углежогом. Будем работать на пару, я — за начальство, а ты — рабочая сила. Тот, кто сейчас у меня в напарниках, глядишь, еще магарыч поставит, ежели его на твое место определят, караульщиком. Работничек из тех, кто за любое дело берется, лишь бы только ничего не делать да поспать всласть.
— Выходит, под твоим началом про сон и думать забудь?
— Это уж когда как. Ты ведь небось знаешь, что уголь и по ночам жгут?
— Такую премудрость даже я знаю.
— Вот видишь! А теперешний мой напарник… я таких стариков не встречал. Ему только в сторожах и место: дрыхнуть горазд, всех воров проспит, хоть самого на телегу грузи вместе с тем добром, что он караулить приставлен. Ладно, это бы еще полбеды. Но ведь он, даже когда не спит, палец о палец не ударит. А тут и всех-то делов: подсыпал лопату-другую в том месте, где огонь пробился, и заваливайся опять на боковую. Но этому и заваливаться без надобности, коли он не поднимался.
— Вот что, — раздраженно проговорил чужак, — лучше уж ты не бери меня в напарники.
— Да погоди ты, не ершись попусту! Никакой я тебе не начальник, ты что, шуток не понимаешь? По ночам за углем буду присматривать я, а ты спи себе. Но уж зато утром я хочу спать спокойно и знать, что ты не подведешь. На таких условиях согласен?
— Сказано тебе: самовольно я никуда ни ногой. Пошлют — пойду.
— Неужто я тебя не уломал? По-моему, все проще простого: ночь дежурю я, с утра до полудня — ты. После обеда вместе едем в лес за дровами.
Чужак молча пожал плечами.
— Вскрываем кучу под вечер, аккурат и похолодает, да и в потемках лучше видно, ежели где еще головешки тлеют. Новые кучи я обычно закладываю по понедельникам. Ну как, согласен?
Незнакомец молчал.
— Давай попробуем. Если мы с тобой не уживемся, должность караульщика от тебя никуда не уйдет. А углежогам платят больше.
— Я не против.
Мишка сощурил глаза. Устав стоять на коленях, он опять присел на корточки; склонил голову набок, отчего его изжелта-седая, прокуренная борода встала торчком.
— Дрова пилить умеешь? — принялся он испытывать будущего напарника.
Незнакомец ворошил веткой костер.
— Тебя спрашивают: пилить-то любишь?
— Нет!
— Тогда все в порядке! — рассмеялся Мишка. — Потому как и я не люблю. Ну прямо нож острый. Вся моя натура работе противится, а вспомнить, я два дня кряду отродясь не отдыхал. Вот так-то, брат. Трудиться — трудись, да смотри не надорвись, — певуче произнес он.
Незнакомец кивнул и улыбнулся.
— Договорились! — подвел черту старик. Он снова вытащил из кармана гимнастерки нарезанную бумагу и из-за неудобной позы с трудом втиснул руку в карман штанов. Они закурили по новой.
— Семья-то есть у тебя?
Незнакомец словно не слышал вопроса.
— Я имею в виду: дома у тебя, на родине. Жена, сын-дочь имеются?
Чужак уставился перед собой не мигая, точно желал проникнуть взглядом в раскаленные недра земли.
— Ладно, у меня ведь и в мыслях не было тебя выпытывать. Да и что тут словами скажешь… — Он запустил узловатые пальцы в бороду, явно раздумывая, как бы перевести разговор на другое. — Ты мне только вот что скажи, брат, — заговорил он чуть погодя. — Одно я про тебя хочу узнать, но сей момент, с места не сходя: что, характер у тебя не склочный?
Что-то вроде улыбки промелькнуло на лице незнакомца.
— Каждый всегда другого считает придирой.