Незабываемое

Время было напряженное, внутрипартийная дискуссия достигла крайнего накала — XV съезд ВКП(б)… До меня ли было! Н. И. заходил к отцу реже, но задерживался дольше, беседуя о текущих партийных делах. Их взгляды в то время совпадали. Меня же в ту пору ничто не тревожило. Мои волнения начались позже, когда я стала старше и под обстрелом был Н. И.

Я уже подробно описывала историю с «Гималаями», однако не упомянула, к каким последствиям она привела. А это как нельзя лучше характеризует атмосферу тех лет.

Придя с заседания, на котором Сталин в присутствии членов Политбюро отказался от слов, сказанных Бухарину: «Мы с тобой Гималаи, все остальные — ничтожество», и кричал: «Лжешь, лжешь, лжешь», Н. И. рассказал об этом Ларину в присутствии матери и моем. Мать имела неосторожность рассказать своей знакомой, та, вероятно, сообщила «куда следует», так или иначе, через несколько дней все стало известно Сталину. Он вызвал Н. И. к себе, кричал, что Н. И. распространяет клеветнические слухи и что ему, Сталину, все стало известно со слов Лариной. «А Ларина — честная женщина и лгать не будет». (Позже, когда это событие осталось далеко позади, Н. И. шутя называл мою мать «Еленка, честная женщина».) Трудно передать, в каком смятении прибежал Н. И. к нам и как были взволнованы родители. Мать призналась в своей оплошности.

Отец пережил это событие необычайно глубоко. Его волновало не только то, что неосмотрительность матери навлекла крупные неприятности на Н. И. Нравственным потрясением была для отца и самая возможность того, что его семья может способствовать отвратительной политической интриге. Ой писал длинное письмо Сталину, затем порвал написанное и ограничился одной фразой: «Мы доносами не занимаемся. Ю. Ларин».

Принесенные от Берии фрукты смягчили режим в камере. Пораженный таким посланием наркома, дежурный надзиратель разрешал поворачиваться к стенке и прикрывать лицо одеялом. Восемь месяцев одиночного заключения (с небольшим интервалом, когда в камере рядом со мной оказалась осведомительница), без книг, без всякого отвлекающего занятия, становилось все тягостней и тягостней переносить. Чтобы отвлечься, оставалась лишь старая возможность рифмовать строчки. Теперь кажется непостижимым, как могла я в первую ночь после встречи с Берией заниматься, пусть даже самым бездарным, «поэтическим творчеством», но в этом было мое спасение. Решила отразить в стихах смерть Ленина, точнее, свое детское восприятие случившегося, но стихи не получались. Помню только первые неловкие строки:

Я в те дни так мало понимала,
Я еще дитя была.
Силу горя я познала
По глазам отца.

Да, глаза отца — первое, что меня потрясло.

21 января 1924 года поздним вечером позвонил из Горок Бухарин и сообщил, что жизнь Владимира Ильича оборвалась. Я еще не спала и видела, как две слезы, только две, катились из скорбных глаз отца по его мертвенно-бледным щекам. Ночью он не спал и писал траурную статью. Она была одной из первых, опубликованных в «Правде», и заканчивалась такими строками: «Вечно будет гордиться наш пролетариат, вечно будет гордиться наша страна, что здесь, с нами, жил и боролся, учил и трудился человек, имя которого стало легендой и надеждой для угнетенных всех стран еще при его жизни и останется маяком и знаменем в борьбе пролетариата вплоть до полной победы социализма повсюду».

Меня, девочку, потрясло, конечно, не понимание тяжести утраты, изменившей ход истории, а необычность впечатлений: глаза отца, точно от боли страдающие и померкшие, навзрыд плачущий Бухарин, похороны Ленина.

День похорон 27 января, совпавший с моим днем рождения, нарушил мой детский праздник. Отец сказал мне: «Твой день рождения 27 января отменяется (будто бы это был очередной декрет советской власти), теперь это навеки день траура. Твой день рождения отмечать мы будем 27 мая, когда природа пробуждается и все цветет». Самое интересное заключается в том, что отец вместе со мной поехал в загс на Петровку, чтобы заменить мне метрическое свидетельство. Изумленный просьбой Ларина, сотрудник загса долго упирался, советуя день рождения отмечать 27 мая, но документ не менять. Наконец сдался. Вторично я была зарегистрирована спустя 10 лет после своего рождения. По этому метрическому свидетельству мне выдали паспорт, в котором и по сей день значится датой моего рождения 27 мая.