Незакадычные друзья

– Сказали принять факс, – не здороваясь, выпалил он, распахнув дверь в общий кабинет, который в отсутствие Малахова Сережа Дымков считал почти своим. Ну, если конечно не обращая внимания на майора Курлыкина и прапорщика Матвеева. Курлыкин допрашивал какую-то бабульку. Она жаловалась на неизвестного, который все время звонил ей по телефону, спрашивая, не роддом ли это, в чем старуха усматривала гнусные намеки на ее нынешнюю несостоятельность как женщины. Курлыкин морщился, послушно задавал вопросы и что-то писал в бланке для протокола. Матвеев составлял какие-то описи, а Сережа Дымков складывал бумаги, чтобы выехать «на объект» – в офисе строительной фирмы произошла кража. Никто даже не взглянул на майора.

Любушкин немного поколебался. Второй раз обращаться к Дымкову было неудобно.

– Матвеев! – рявкнул он.

– Я не умею, – отмахнулся Матвеев, справедливо полагая что от Любушкина потом не отвяжешься.

– А я на вызов, – заторопился Сережа. Любушкин рявкнул что-то по поводу зарвавшейся молодежи и Сережа послушна потрусил в его кабинет.

Факс был опять от Малахова.

Малахов желал предупредить, что Прозоровых разыскивают в Арабских Эмиратах и спрашивал, все ли с ними в порядке.

– Почему? – пожелал узнать Любушкин. – Почему Прозорова разыскивают в Арабских Эмиратах? И, кстати, кто такой Прозоров? И почему их сразу несколько?

– Прозоров – востоковед, – пояснил Сережа, даже не пытаясь что-нибудь объяснить майору. – Он, наверное, сейчас там, где положено быть всем востоковедам.

– Это где? – поинтересовался Любушкин.

– На Востоке, – терпеливо пояснил Сережа, внутренне торжествуя.

– В Вешняках, что ли?

– Почему в Вешняках? – вытаращил глаза Сережа Дымков.

– Ну, или в Новогиреево, – отмахнулся Любушкин. – Что там у нас еще на востоке Москвы?

– Я имел в виду восточные страны, – изумился Дымков. – Иран, знаете ли… Саудовская Аравия…

– Персия! – вспомнил Любушкин.

Сергей с трудом подавил в себе желание сказать, что Персия – это как раз и есть нынешний Иран. Объяснять что-либо майору Любушкину было пустым делом.

– Да, – сказал он. – Он где-то там. В Саудовской Аравии, точнее.

– А Малахову какое до этого дело?

– Так ведь… – Сережа подумал, что за два месяца практики он так и не узнал имя и отчество майора. – Товарищ… Любушкин! Если Прозорова через него разыскивают, он же должен быть в курсе. Ну, там, кто его разыскивает, и зачем.

– Ну, да, – с сомнением сказал Любушкин. – Конечно.

Перед тем, как отправиться «на выезд», Сережа заскочил к себе в кабинет.

– Прозорова ищут в Хатте, – радостно сказал он.

Курлыкин поднял голову от протокола.

– Отлично. Но это не значит, что можно расслабляться.

Самое трудное было – найти людей, которые бы следили сразу за двумя дачами. Да еще, чтоб майор Любушкин не путался под ногами и не задавал глупых вопросов.

Курлыкин с Дымковым умоляли начальство отдать им практикантов, которые тосковали по чужим кабинетам, изображая манекенов на допросах и понятых на обысках. Толку от них не было никакого, практиканты сами это понимали и откровенно скучали. Однако отказываться от них никто не хотел. Пусть, мол, побудут при них – так, на всякий случай. Вдруг надо будет, например, послать кого-то за пивом без отрыва от оперативно-розыскной работы.

Однако двух ребят, на которых Сережа положил глаз, они отвоевали, благодаря чему стало известно, что за дачей Прозоровых в деревне Александровка, которая находилась в окрестностях Нового Иерусалима, следили. Также, как и за дачей младшего брата Сергея Николаевича в деревне Давыдово, которая находилась аж в Калужской области, возле города Жуковска. Причем, видимо, народу у бандитов поубавилось и следить было особенно некому, потому что следили через день, появляясь то в Давыдово, то в Александровке.

Брат Сергея Николаевича, человек, далекий от чистой науки и делавший неплохие деньги на проведении торжеств в сети московских ресторанов «Вечерний звон», развлекался от всей души. По ночам он виртуозно светил фонариком то в собственном доме на втором этаже, и с удовольствием наблюдал в бинокль ночного видения, как длинная нескладная фигура карабкается на дерево, чтобы заглянуть в окно. Дождавшись, когда человек доберется до толстой ветки, близко подходившей к окну, Евгений Николаевич Прохоров бежал в баню, и начинал водить своим фонариком там, то приближая его к окну, то отводя вглубь. Снаружи это выглядело так, будто внутри кто-то рыщет по всей бане в поисках чего-то. Человек, проклиная все на свете, вынужден был слезать с дерева и пробираться к бане, стараясь держаться в тени. Это было непросто, учитывая, что Евгений Николаевич включал во дворе на всю ночь целых три сильных фонаря, отчего в любом месте двора и тенистого сада можно было спокойно читать. Человек нервничал, понимая, что его прекрасно видит любой, кому придет фантазия выглянуть ночью в окно, и прятался за кустами скорее из чувства долга.