Незаконченная сказка (СИ)

Но ведь должен он когда-нибудь успокоиться? Почему он одержим девушкой из сказки? Той, кого больше не существует в реальном мире?

Пике даже не подозревала, что Факир рассказал в тот вечер, провожая её домой, далеко не всю правду. Разумеется, девочка не могла знать о его ежедневных походах затемно на озеро, о мрачных предупреждениях Аотоа, начавшего опасаться за здоровье друга…

Пике видела одно: глаза Факира ненадолго теплели, когда им вдвоём удавалось удачно выполнить новый элемент танца, а их балет становился с каждым днём всё более гармоничным, слитным, раскрывающим сердца, но в остальные мгновения юноша вёл себя чрезвычайно сдержанно. В конце концов, Пике научилась просто быть рядом и не просить для себя ничего. Она знала одно: Факир всё-таки иногда забывал свою боль, поддерживая её в танце.

О большем Пике и мечтать не могла.

В декабре выпал снег, а темнеть стало ещё раньше, поэтому каждый вечер Факир обязательно провожал свою партнёршу до ворот женского общежития или до дверей дома в выходные дни, правда, избегая знакомства с родителями Пике, а сам уходил бродить по городу.

Однажды, скорее по привычке, нежели надеясь на что-либо хорошее, он брёл по улице, и его взору вдруг предстала любопытная картина. Какой-то мальчишка, согнувшись в три погибели, стоял перед подвалом двухэтажного дома и длинной палкой пытался выковырять нечто из щели под фундаментом.

— Вылезай, всё равно ведь достану, поганка мелкая! Будешь знать, как воровать нашу еду! Вылезай! Всё равно тебе не удастся вечно сидеть там.

— Кря!!! — отчаянно раздалось из-под дома.

Факира словно кипятком ошпарило. Не думая ни о чём, он ринулся вперёд, оттолкнул мальчишку в сторону и заглянул под фундамент. Губы его затряслись, когда он с трудом разглядел в темноте шевелящийся комок перьев.

— Ахиру! — крикнул он, просовывая одну руку в щель. — Ахиру, это я! Выходи, не бойся! Я не дам тебя в обиду. Ты ещё помнишь меня?

— Эй, господин, — мальчишка встал на ноги, отряхнулся и недовольно ткнул Факира кулаком в плечо. — Вы чего делаете? Это моя утка. С какой радости она должна вас помнить?

— Да? — Факир резко выпрямился. На него было страшно смотреть: бледное лицо, исцарапанное секунду назад колючими ветками кустарника, горящие гневом глаза. — С каких пор Ахиру — твоя?

Мальчишка испуганно попятился и жалобно заныл.

— Вы чего, господин? Что я вам сделал? Утка, и правда, моя! Я её в озере пару месяцев назад на наживку поймал, мы с матерью её к Рождеству запечь собирались, а она, паршивка, жрёт всё, что плохо лежит, а сегодня и вовсе утянула кусок сыра прямо со стола и сбежала! Вот дайте, я её только поймаю, и я ей задам! — мальчишка схватил с земли камень, чтобы запустить им в схоронившуюся в уголке подполья перепуганную птицу, но Факир мгновенно перехватил занесённую для броска руку и заломил запястье мальчишке за спину.

— А-ааа! — завыл белугой хулиган. — Ма-а-ма!!! Кто-нибудь!!! Помогите!!! Меня бьют!!!

— Оставь. В покое. Ахиру, — прошипел ему на ухо Факир.

— Убивают!!!

Мгновенно вокруг материализовалась толпа помощников, сквозь которую, работая локтями, пробивалась пышущая гневом краснолицая женщина в пуховом платке, лисьем полушубке и высоких сапогах с меховой оторочкой, похожая на упитанную базарную торговку.

— Сынок, кто тебя вздумал обидеть?! — и тут она столкнулась нос к носу с Факиром. — А-аа, ясно, — глаза ее опасно сузились. — Студент? Старшеклассник? А ну пошли к твоему отцу или директору Академии! Я им расскажу, как ты тут на беззащитных детей по чужим дворам нападаешь!

Под одобрительный шум толпы краснолицая попыталась сдвинуть Факира с места, но вопреки ожиданиям, юноша будто в землю врос. Он даже не пошевелился, когда разъярённая «торговка» попыталась утащить его за собой.

— Под этим домом, — спокойно заговорил Факир, и толпа почему-то мгновенно затихла, — находится моя утка, а ваш сын пытался унести её с собой. Птица принадлежит мне, и я собираюсь забрать её назад.

— Чего? — упёрла руки в бока мать малолетнего хулигана. — Ну вы взгляните на этого наглого молокососа! Утка, говоришь, твоя? Да-да, конечно. Она дикая и плавала в озере за городом. Мой сын её поймал. Значит, она наша.

Толпа одобрительно загудела, поддерживая право собственности краснолицей.

— Ваша? — Факир бровью не повёл. — Тогда я покупаю её у вас.

— Покупаешь? Да сколько ты сможешь дать? Три медяка? Или, может, найдёшь четыре?

Факир молча полез во внутренний карман и решительно протянул скандальной бабе золотые часы с музыкальным боем — единственную вещь, оставшуюся на память от родителей, фамильную драгоценность, сохранённую для него Хароном.

— Этого достаточно?

— Ничего себе, за какую-то паршивую утку! — присвистнул кто-то в толпе.

«Торговка» замялась и внезапно покраснела ещё больше. Теперь ей стало неловко, и она не знала, как выпутаться из неудобного положения. Мальчишка только тихо сопел, прижавшись к юбке матери и украдкой вытирая о край подола мокрый, хлюпающий нос.