Морозов дочитал годовой отчет кафедры, поставил подпись и пошел в гостиную. Дверь на веранду была открыта, и он увидел на желтом от солнца полу по-утреннему длинную тень. Марта сидела в кресле-качалке, на ней был обычный рабочий костюм.
– Ты сегодня дома?
Марта заведовала в Учебном центре службой здоровья, ей полагалось бы в утреннее время быть на работе.
– Нет, я скоро уйду, – сказала она.
– Ты что-то сделала с волосами. Постриглась? Или, наоборот, нарастила? Теперь ведь не поймешь.
– Просто переменила прическу. Две недели тому назад.
– А ты и не заметил, – в тон ей продолжил Морозов и засмеялся. – Что-нибудь случилось, Марта? – спросил он. – Почему ты так смотришь?
– Давно не видела. – Она слегка качнулась в кресле. – Ты постоянно в разъездах или у себя на кафедре. А когда ты дома, то сидишь в кабинете, и я вижу твою спину. У тебя очень выразительный затылок.
– Ну, Ма-арта! Ты же знаешь, сколько у меня…
– Знаю, знаю. Алеша, послезавтра у Вити начинаются каникулы, и я не хочу, чтобы он опять все лето провел в детском лагере. В конце концов, он не подкидыш, а сын своих родителей…
– Витька, безусловно, не подкидыш, – подтвердил Морозов.
– Алеша, я говорю серьезно. Я хочу провести каникулы с Витькой и беру отпуск. Было бы очень хорошо, если бы ты сделал то же самое.
– Отпуск? – Морозов постучал пальцами по перилам веранды. – Отпуск, конечно, не проблема…
– Вот и возьми. Мы сто лет не отдыхали как следует.
– Это верно, но понимаешь… Скоро у моих курсантов начнется практика на Луне, и мне нужно…
– Почему ты вечно руководишь практикой? Ты не один на кафедре. Пошли на Луну Ломтева, пошли, наконец, этого Касьяненко, который все лето гоняет на водных лыжах.
– Касьяненко не справится, – сказал Морозов.
Он рассеянно смотрел на разноцветные домики поселка и голубоватые корпуса Учебного центра, за которыми, отороченный зеленой полоской парка, синел залив. Уже долгие годы у него перед глазами этот пейзаж. Ну и хорошо. И не надо, не надо другого…
Широко махнул рукой:
– А, ладно, пошлем Ломтева. Едем отдыхать, Мартышка!
Марта выпрыгнула из качалки прямо в его объятия. Теперь он был прежним Алешей.
– Алешенька, угомонись. Испортишь прическу. – Она засмеялась. – Сколько трудов на нее положено, а ты… Алеша, ну слушай! На днях звонила Инна. Они с Ильей проведут лето на Аландских островах, там есть планктонная станция, на которой Илья…
– Знаю. Он уж второй год там околачивается. Ныряет. Зазывает…
– Так вот, они приглашают нас туда. Там тишина, море и сосны.
– Аланды? – наморщил лоб Морозов. – Чего мы там не видели? Море с соснами и здесь у нас… Давай лучше на Кавказ! – сказал он с жаром. – Никогда я не был на Кавказе. То есть был, но на лунном, а не на земном, настоящем. Махнем, Мартышка, на погибельный Кавказ!
– Почему погибельный?
– Так предки его называли. Пойдем-ка, прокручу тебе одну запись.
– Алешенька, некогда мне, я и так опаздываю, – запротестовала Марта, но он взял ее за руку и повел в гостиную, убеждая, что человек всегда, при любой занятости, может выкроить десять минут для искусства.
Ругая себя за отсутствие порядка, он спешно рылся в старой, давно не тревожимой коллекции звукозаписей, приговаривая:
– Сейчас, сейчас, потерпи полсекунды. Такая забавная песня… вот она!
Он поставил катушку, она завертелась, и высокий женский голос быстро произнес: «Я давно тебе не писала. Очень занята и рада своей занятости – меньше лезет в голову глупых мыслей. Ты во всем права, но я не вернусь. Знаю, что никогда не разлюблю, но все равно…»
Марта подскочила к проигрывателю, сорвала катушку.
– Что это? – Морозов недоуменно мигал.
– Не понимаю, почему она оказалась у тебя. Витька, наверное, рылся и все перепутал. Это давнее письмо Инны.
Верно, история была давняя. Он, Морозов, возвратившись с Плутона, узнал от Марты, что Инна Храмцова рассталась с Буровым. Что у них произошло? Никто, кроме них самих, не знал. Ну, может, Марта и знала – как-никак была она лучшей подругой Инны. Но чужие секреты Марта хранить умела. Что-то год прошел после этого, или два, – и Марта вдруг сообщает ему, Морозову: помирились, снова вместе. Будто бы заявился Буров к Инне как ни в чем не бывало и предложил «начать с нуля»…
Марта порывалась уйти, но он уговорил ее послушать «забавную песню», которую все-таки отыскал. Это была старая солдатская песня. Морозов улыбался и блаженно щурил глаза, слушая. Пел его же голос, которому преобразователь формант сообщил хрипотцу и стилевую выразительность.