Незапертая дверь

Нет, все-таки Симонов должен был позаботиться об изменении внешности, документы документами, а бьют, как говорится в старом анекдоте, по роже, а не по паспорту. Где гарантия, что люди Богомольца не обзавелись его фотографиями и не ищут его по всем улицам всех городов России? Нет такой гарантии. Воровское братство крепкое, и информационные связи в нем отлажены - милиция только от зависти вздыхать может. Как только кто Симонова увидит - через час Богомолец об этом узнает, это и к гадалке не ходи. Но если Симонов сделал операцию, то почему сам не поехал в Камышов, почему послал вместо себя Ремиса? Боялся, что мать узнает? Возможно. Недаром же говорят, что матери узнают своих детей не глазами, а сердцем. И потом, есть еще голос, манера говорить, привычные жесты, мимика, походка. Однако Сережа Зарубин утверждает, что незнакомец, приезжавший в город в конце мая, к Клавдии Савельевне не заходил, с ней не разговаривал и не встречался. Так мог бы повести себя только сын, опасающийся разоблачения. Ремису-то чего бояться? Его Клавдия Савельевна никогда прежде не видела. Зашел бы, поговорил с одинокой женщиной, спросил, какие у нее нужды, чем помочь... А он все сделал сам, распорядился, деньги оставил и уехал. Очень похоже на Симонова. Выходит, Ремис оказался в Камышове в это же время совершенно случайно? И цель его поездки тоже совершенно случайно оказалась такой же, как у Симонова? И тип внешности у них одинаковый тоже случайно?

Да нет же, нет! Не бывает так... Или бывает?

* * *

Больше всего на свете ей не хотелось сейчас столкнуться с начальником. Афоня наверняка начнет спрашивать, что сделано по сатанистам, а ей в ответ придется либо врать и нести всякие небылицы, либо признаваться, что работала она вовсе не по сатанистам, а по Симонову, и выслушивать потом все причитающиеся ей за самодеятельность нравоучения, плавно перетекающие в выволочку.

Она на цыпочках прокралась к себе, заперла изнутри дверь и набрала внутренний номер Короткова. Телефон не отвечал. Тогда она позвонила ему на мобильник.

- Ты где? - громким шепотом просипела она в трубку.

- На выезде, - коротко ответил Юра. - А ты чего сипишь? Простыла, что ли?

- Я от Афони прячусь. Не знаешь, он на месте?

- Уехал. Не вынес разговора со мной. Подробности письмом.

- А Гмыря? Ты с ним разговаривал?

- Да. Обещал подумать.

Настя повесила трубку, включила электрический чайник, насыпала в чашку растворимого кофе. Дожила! Вынуждена прятаться от начальника, вынуждена врать ему, выкручиваться. Как хорошо было с Колобком-Гордеевым, он все понимал, ему не нужно было пускать пыль в глаза, к нему можно было прийти с самой невероятной версией, и он с готовностью ее обсуждал, обсасывал со всех сторон, и ему совершенно неважно было, кто выдвинул ту версию, которая в конце концов привела к успеху, - он сам или кто-то из подчиненных. Он работал на результат, а не на собственную репутацию. А Афоня совсем другой, для него важно только его мнение и мнение руководства о нем самом, все прочее его мало заботит. И что же ей, подполковнику милиции на пятом десятке лет, отныне придется постоянно быть начеку, хитрить, недоговаривать, изворачиваться, как будто она - маленькая шкодливая девчонка, а не старший оперуполномоченный, проработавший в системе МВД девятнадцать лет, из них пятнадцать - в уголовном розыске? Уйти она не может, работа рядом с давно знакомыми людьми, которых она любит и которым доверяет, для нее настолько важна, что перевешивает нелюбовь к начальнику; Но работа под руководством Афони будет постоянно требовать от нее поступков, от которых она сама себе становится противна. А если уйти, на новом месте можно получить точно такого же Афоню, если не хуже, но рядом не будет ребят...

Снова и снова она мысленно утыкалась в эту запертую дверь, по двадцать раз на дню проделывая путь по длинному коридору рассуждений и логических выкладок, попыток убедить себя саму в том, что люди всюду работают, при любых начальниках и любых коллегах, и никто от этого не умирает. Она доходила по коридору до двери и понимала, что она заперта, что дальше пути нет.

Настя выпила кофе, написала несколько бумажек, которые в изобилии и с завидной регулярностью требовались от всех оперативников. Позвонила следователю Гмыре.

- Выпущу я его, выпущу, - недовольно проворчал Борис Витальевич. - Твой шеф у меня уже был.

- Неужели сам приходил? - ахнула Настя. - И что сказал?

- Что надо, то и сказал.

- А когда выпустите?

- Я сейчас занят, у меня дел невпроворот. Вот разгребу их немного, тогда напишу постановление.