Незапертая дверь

В десять вечера он все еще сидел на скамейке напротив Дома Нильских и с усмешкой думал о том, что все старания Богомольца по предотвращению утечки информации ни к чему не привели. Информация утекала, да еще как! А все почему? Потому что главное оружие Богомольца - жесткость, подозрительность и жестокость, а когда ты жесток к людям и постоянно их в чем-нибудь подозреваешь, число обиженных и униженных тобою растет не по дням, а по часам. Всех убить невозможно, и те, кто остается в живых, далеко не всегда считают нужным сохранять тебе преданность или хотя бы лояльность. Если правда, что красота спасет мир, то организованную преступность может спасти только доброта. Только будучи добрым к своей команде, можно выстроить из нее непробиваемую крепость, через которую не проникнут ни правосудие, ни конкуренты. Команда должна тебя боготворить, тогда она за тебя костьми ляжет. А из страха, как показывает жизнь, никогда ничего толкового не получается. Доброта спасет мафию... Смешно! Но такой вот получается парадокс.

Из-за поворота наконец показались Руслан и Яна. Сергей всмотрелся в них и невольно напрягся. От этих двух людей, идущих вроде бы вместе и в то же время чуть порознь, веяло такой острой неприязнью, что сомнений не оставались: они крупно поссорились, даже не разговаривают друг с другом. Зарубин собрался было пойти им навстречу, когда Руслан неожиданно схватил Яну за руку и начал что-то горячо говорить ей. Яна руку вырвала и быстро пошла к подъезду. Сергею было видно, что она плачет. Руслан замедлил шаг, потом остановился, вытащил сигареты. "Пора", - решил Сергей, вставая и подходя к Нильскому.

- Вы? - Руслан равнодушно взглянул на него и тут же отвернулся.

- Я, - притворно вздохнул Зарубин. - Вы уж извините, что я вам и в Кемерове досаждаю, но сами понимаете, работа такая... У меня к вам еще ряд вопросов...

- Не сейчас, - резко бросил Нильский.

- А когда? - Сергей не боялся показаться настырным, он считал, что лучше надоесть человеку своими бесконечными разговорами, чем застесняться и что-то упустить. - Когда вы сможете со мной поговорить? Я вас жду здесь уже четыре часа, между прочим.

- Подождите, я выйду минут через пятнадцать. Нильский раздавил носком ботинка окурок и скрылся в подъезде. Вышел он даже раньше, четверть часа еще не прошло. Лицо его было угрюмым, губы плотно сжаты, через плечо висела дорожная сумка на длинном ремне.

- Вы куда-то уезжаете? - удивился Зарубин.

- В Москву, - коротко ответил Руслан. - Если у вас есть вопросы, давайте поговорим по дороге в аэропорт.

- Вы возвращаетесь?

- А как еще это можно назвать? - ответил он вопросом на вопрос.

- Но ведь Яна... - растерялся Зарубин.

- Что - Яна?

- Она хотела уехать из Москвы, потому что боялась. И вы поехали с ней, чтобы не оставлять ее одну наедине с этими страхами. Разве не так?

- Так.

- Почему же вы уезжаете? Яна больше не боится?

- По-видимому, нет. Или ее страхи не настолько сильны, чтобы помешать ей ненавидеть меня. Впрочем, это не ваше дело. У вас машина?

- Да, - кивнул Сергей, - за углом стоит. Пойдемте.

Они проехали несколько кварталов, прежде чем Зарубин снова вернулся к разговору:

- Почему вы сказали, что Яна вас ненавидит? Вы поссорились?

- Это не ваше дело. У вас были какие-то вопросы? Задавайте их, а мою семейную жизнь оставьте в покое.

- Как скажете, - покорно согласился Зарубин. - Вам что-нибудь говорит фамилия Симонов?

- Симонов? - агрессивности в голосе Нильского чуть поубавилось, было видно, что такого поворота он не ожидал и от удивления забыл сердиться. - Вы имеете в виду Юрку Симонова, моего земляка?

- Именно его, - подтвердил Сергей.

- Ну, был такой в нашем городе. Мы с ним в одной школе учились. И что с того?

- А после школы, когда вы оба стали взрослыми, вам не приходилось встречаться?

- Нет, - Руслан отрицательно покачал головой.

- Это точно? Может, была какая-то мимолетная встреча, а вы запамятовали?

- Ничего я не запамятовал. Когда Юрку забирали в армию, я закончил девятый класс, а когда он вернулся в Камышов, я уже работал в Кемерове. Больше мы не встречались.

- Вы так точно помните, что закончили девятый класс, когда Симонова провожали в армию, даже не задумались ни на секунду, - в голосе Зарубина прозвучало недоверие, смешанное с упреком: мол, что же ты мне голову-то морочишь, дружочек.

- Да, я это помню, - скупо проронил Руслан. - У меня вообще с памятью все в порядке. Но если вам интересно, могу объяснить. Юрка, по моим представлениям, должен быть стать отъявленным преступником. А я собирался стать оперативником или следователем. И когда его забирали в армию, я вполне серьезно прикидывал, сколько мне будет лет, когда он вернется, буду ли я уже тогда работать в милиции и смогу ли его посадить. Я был наивным дурачком и не подозревал, что меня могут забраковать из-за зрения.

- А что, очень хотелось его посадить? - лукаво спросил Сергей.

- Тогда - да, хотелось. Я в те годы искренне считал, что его место за решеткой.

- А сегодня вы так уже не считаете?

- Я вообще не имею права рассуждать на эту тему. Я не судья и тем более не господь бог.