Незавершенная Литургия

– Отец Георгий! А что это за икона? – Вадим остановился возле одного образа, который, как и большинство здешних икон, не отличался особым художественным изяществом, но зато был выполнен с любовью, словно детский рисунок.

– Это – икона «Иисус Христос стучится в дверь». Что-нибудь необычное замечаешь?

– Да сама икона необычная, раньше мне не попадалась.

– А ты посмотри повнимательней. Видишь – у двери, в которую стучит Христос, нет ручки. В этом глубокий богословский смысл: Спаситель пришел нас спасти, но Сам Он не может открыть двери наших душ. Надо, чтобы мы сами, услышав Его стук у дверей, открыли Ему. Часто бывает, что мы просим Бога о том, чтобы Он благословил какие-то наши начинания, исполнил наши желания, молитвенно как бы стучим в Божьи двери. А когда Бог нисходит до нас и нас взыскует, мы зачастую оказываемся глухи к Его призываниям. Или делаем вид, что не слышим…

– Батюшка! – продолжал интересоваться Вадим. – А отчего вы не монах?

– Потому что не всякому это дано. Это высокий подвиг. На это надо иметь духовные способности, особый дар Божий. Да и призвание монаха – уединенное житие, а священник не имеет права бегать от людей, он должен служить и нести людям Слово Божие. Ну и непременное условие жизни «во иноцех» – послушание, духовное возрастание, под водительством опытных старцев, а истинные-то старцы все уж поумирали, остались старики одни. Потом монаху молиться много надо, а я уж состарился, сил порой не хватает себя на ногах держать.

Вечернее правило они читали, зевая, уже глубокой ночью. Перед сном еще какое-то время обменивались впечатлениями.

– Отче Василие! Простите, что спать не даю, – громко шептал лейтенант, – но я поражен, сколько сил в этом человеке, сколько в нем талантов, сколько мудрости. Я таких людей в жизни не видал. Он же насквозь тебя видит. Тебе и рта не надо открывать, а он уже отвечает на твой вопрос. Это диво!

– Да, это и правда удивительно, когда человек с одной рукой оказывается способен сделать больше, чем мы с двумя, – поддержала его матушка Ирина. – А какая ясность ума! Моя бабуля в таком же возрасте совсем была беспомощным человеком, словно ребенок малый.

– Поражает другое, – ответил отец Василий. – Мы-то думали, что это мы к нему едем, а вышло, что это он нас призвал. Призвал, чтобы возвестить нам волю Божию. Я в растерянности пока от его слов. Мне тут один прихожанин сказал недавно: «Я к старцам боюсь ездить. Знаю, что ТО, что старец скажет, – это и есть мой путь и мой крест. Но только не уверен я, что смогу последовать тем путем, что он мне укажет, и поднять тот крест, что он мне предложит. А непослушание воле Божией страшнее неведения, потому не узнаю́ ничего о себе, не искушаюсь напрасно». Вот и я теперь недоумеваю – «что суть словеса сии?»

Последнюю фразу батюшка произнес под дружное сопение своих сокелейников. Тепло натопленная комната, чистая мягкая постель были поистине царским утешением после неустроенности дальнего пути. Сон увлек их в свои бархатные объятия.

– В руци Твои, Господи, предаю дух мой… – только и успел произнести отец Василий, как сам незаметно отошел ко сну.

А наутро отец Георгий разбудил их на завтрак тихим стуком в дверь. Паломники зашевелились в своих постелях и уже через двадцать минут, после утреннего туалета и привычного правила, вышли к столу. Завтракали они одни. Старец тем временем молился в храме, с ним было несколько прихожан, они стояли на коленях со свечами в руках. Матушка Галина, как и было обещано, потчевала их пирогами. За окном светало, о ночном буране напоминали лишь причудливые сугробы. В лучах восходящего солнца по-другому виделись и дом и улица в окне.

Больше доверительного разговора так и не получилось. Народ шел к старцу вереницей. Одних он исповедовал, с другими беседовал, третьих лечил, четвертых отмаливал. В промежутке между приходящими он уделил-таки время и исповедовал и своих ночных гостей. Странная это была исповедь – говорил почти только отец Георгий, неспешно он сам перечислял все твои грехи, оставалось лишь удивленно кивать и каяться, после этого он увещевал, давал необременительную епитимью и читал разрешительную молитву. Слова молитвословий изливались из его уст легко и естественно. Так же легко вдруг катились нежданные слезы у исповедующихся.

Потом они еще раз детально осмотрели церковь. Погуляли по залитому солнцем и укрытому снежным покровом поселку. Поговорили со старушкой келейницей за миской борща и стали собираться восвояси. К их отбытию отец Георгий снабдил их в дорогу гостинцами – пирогами и бутылочкой своего «кагора». Попрощался с каждым, после обычного благословения прижимая своей могучей рукой к груди, так, что длинная седая борода, пропахшая ладаном, щекотала нос. Долго стоял у калитки и махал им вслед.