Незавершенная революция

В этом смысле проблема несостоявшегося великорусского возрождения тесно связана с другой темой — несостоявшегося возрождения старообрядчества в целом и политического старообрядчества в частности. Если точкой отсчета кризиса и перерождения Великороссии рассматривать Никоновские реформы (хотя на самом деле, ей следует считать победу асабийи Романовых над несостоявшейся великорусской национальной революцией), то именно возврат к московскому древлеправославию должен был стать религиозной программой великорусского антиимперского национализма, а политические выводы из него — основой новой национальной политической теологии, по сути сформулированной Цымбурским. Однако именно этот потенциал старообрядчества как платформы великорусской национальной реставрации был нейтрализован, в том числе теми, кто увел его в сторону белого или даже красного имперства. В итоге вместо великорусской теологии сопротивления империи отчуждения, как в ее белой, так и в ее красной формах, старообрядчество превратилось в фольклорную «духовность», которую можно пристегивать хоть к мифологии «исторической России до 1917 года», хоть к откровенному сталинизму.

Тот факт, что великорусское возрождение не сумело состояться тогда, когда для этого представилась оптимальная возможность, а «русскую идею» снова унесло в имперство и «русский мир», заставляет задаться принципиальным вопросом о «национальной годности великороссов». Сформировавшееся в зоне колонизации выходцами из древней Руси северо-восточных окраин Европы новое креольское население уже отличалось от обоих субстратов, на основе которых оно формировалось — древнеруського и автохтонного. Стихийно в этом миксе формировалась этнокультурная специфика того, что было принято называть великорусской народностью. Владимиро-суздальская и впоследствии московская княжеская («гибеллинская») модель политической организации, усиленная вассальной зависимостью от ордынских ханов, дававших великорусским князьям карт-бланш на абсолютное господство над своими подданными и требовавших обеспечивать их абсолютную покорность как причина всесилия князя и слабости родовой аристократии и горожан; северная специфика будь то в отношении климата и хозяйствования, лингвистического развития (теория Зализняка), этнообразующих элементов (балто-финских со скандинавским влиянием), особого типа религиозности; культурное и политическое влияние Востока на стадии формирования централизованной государственности (Орда, Османы, опосредованно Персия) — все это делало Великую Русь самобытным феноменом, отличающимся от Малой Руси не меньше, чем американцы отличаются от англичан, а скорее даже, чем латиноамериканцы отличались от испанцев и португальцев.

^{Эдуард Лимонов-Савенко (фото)}

Однако в отличие от северо- или латиноамериканцев великорусы так и не смогли разорвать пуповину духовного колониализма своего «Эспанидада» и сформироваться в качестве самостоятельной нации. И попытаться понять причины этого сегодня крайне важно.

Вспомним в связи с этим, что единство изначальной Руси на месте конгломерата различных автохтонных племен, которую она покрыла, обеспечивалось двумя сетками: княжеской, а впоследствии церковной. Княжеская, варяжская асабийя изначально была «колониальной» по отношению к местным племенам с их самоуправлением и знатью, вхождение же ее в другую «колониальную» по отношению к ним сеть — церковную, еще больше усилило этот характер. Это, впрочем, является нормальным процессом для того времени, более того, его принято называть исторически прогрессивным. Поэтому важно понять, куда могут вести его пути.