Незавершенная революция

Несмотря на то, что российский имперский истеблишмент в условиях буксующей трансформации глобальной системы достаточно успешно продает свои геополитические функции вовне, проекта развития пространства 1/8, уже не говоря об 1/6 части суши у него больше нет — это очевидно. Коммунистическое руководство на три четверти века подчинило стратегию развития этого пространства глобальной утопии, и их крах стал катастрофой для целых отраслей экономики, групп населения и даже территорий, лишившихся перспектив. Плотно заселенные нерусскими народами окраины империи попросту отложились в новые государства, хотя и весьма проблемные в большинстве случаев в смысле их экономических перспектив и политического развития, но не демонстрирующие желания вернуться под юрисдикцию Москвы.

Северный Кавказ, особенно его восточная часть, остается окраиной России с высокой концентрацией и доминированием автохтонного населения. Российский имперский истеблишмент мучает их уже минимум два десятилетия, подавляя все поползновения активной части этого населения к самостоятельности и принуждая его оставаться в стране, большинство жителей которой весьма условно воспринимают кавказцев как своих соотечественников. Еще одним таким окраинным и этнически монолитным массивом является Тыва, присоединенная не только к СССР, но и зачем-то к «малой России» в 1944 году, и граничащая с куда более близкой ей Монголией. В отличие от Кавказа она, правда, не воспринимается в российском обществе как источник серьезных проблем, если, конечно, не считать таковой ее видного представителя в имперской группировке Сергея Шойгу. Но в долгосрочной перспективе не очень понятно, что может воспрепятствовать превращению в самостоятельное государство территории и народа, имеющих для этого все необходимое.

^{Сергей Шойгу (фото)}

К северу от этих регионов уже идут территории либо сплошного русского доминирования, либо чересполосного проживания русских и местных коренных народов, либо нерусских анклавов в русском и смешанном окружении. Их отделение уже было бы достаточно болезненным как для русских, так и для самих этих народов, учитывая ответную реакцию, которую бы это вызвало. Но еще большей проблемой является то, что субъектностью на территориях своего проживания в путинской России не обладают не только нерусские народы, но и их русское население, что делает их всех своеобразными колониями.

В общем-то, уже Урал можно считать достаточно условной окраиной российской имперской метрополии, которая в силу истории ее освоения, географического положения и состава населения имеет тенденцию к отслаиванию от нее, проявившуюся в проекте Уральской Республики при губернаторе Эдуарде Росселе.

Сибирь и все что на восток от нее всегда было колонией в чистом виде и является ей до сих пор. Изначально в нее шли даже не из центральной России (Московии), а сперва новгородские ушкуйники, потом донские-яицкие казаки за тогдашним «золотом» и «нефтью» — пушниной. За ними тянулись великороссы-старообрядцы, бегущие в дикие земли от контроля и преследований «своего» государства. То есть, если сама исходная Великороссия в свое время была креольской зоной наложения друг на друга мигрирующих балто-славянских и местных фино-балтских пластов населения, то Сибирь уже была зоной вторичного колониального креольского синтеза, где друг на друга накладывались, в одних случаях перемешиваясь, а в других поколениями сосуществуя рядом, великороссы, казаки, местные коренные народы. Уже с конца XIX века в Сибирь и на Дальний Восток пошли ощутимые польские (в основном принудительные) и украинские миграции, а во время Гражданской войны в Уссурийском крае возникла даже украинская республика Зеленого Клина. Украинская и в меньшей степени белорусская миграция в восточные регионы России особенно усилилась в советские годы, так, что в некоторых местностях люди с украинскими фамилиями составляют не меньше трети — половины их населения, а с украинскими корнями чуть ли не большинство. В целом надо сказать, что доминирование славянского (восточноевропейского) массива населения затеняет этническую пестроту этого региона, где помимо остатков коренных народов живет немало не только украинцев и белорусов, но и поляков, немцев и других европейцев, тяготеющих к образованию креольского сплава между собой, от которого надо отделять случаи креолизации европейских пришельцев с представителями коренных народов.