Незавершенная революция

Можно сказать, что это ситуация, типичная для гражданской войны, но в данном случае есть одно отличие. Из гражданской войны в России в начале XX века не сформировались разные русские нации и государства — это была война белых русских и красных русских за то, кто из них будет править Россией, пусть даже первые в ней могли привлекать на свою сторону чехов, войска Антанты или немцев, а вторые — латышей и китайцев. Кстати, о последних — в Китае в этом смысле гражданская война происходила по схожему с Россией принципу, хотя отличие ее исхода было в том, что по ее результатам «белые китайцы» смогли создать свое государство — Тайвань. Но что интересно — Тайвань, возникший именно как оплот идейных китайских националистов, отстаивая свою независимость от коммунистического Китая, де-факто сформировался как отдельная политическая нация, самоидентификация с которой становится все более популярной среди его молодых жителей. Тот же процесс отождествления себя с локальным политическим сообществом с местным укладом и ценностями в их противопоставлении китайско-коммунистическим мы наблюдаем сегодня у китайцев Гонконга, переданного Лондоном Пекину.

В гражданской войне в России такого среди русских не было, возможно, потому что эти тенденции не успели получить развития, будучи пресеченными красной Москвой вместе с локальными антибольшевистскими русскими образованиями. И русских, и нерусских насильно запихнули в один советский народ, который в результате серии мутаций сегодня принял форму «русского мира». В нем, как уже писалось, могут совмещаться верность православию и сталинизму, по сути же речь идет о «магической душе» империи, которая может быть присуща ее родным или приемным детям поверх этнических границ, а иногда и традиционных религий, синкретизируемых в рамках евразийского культа.

С поправкой на все отличия места и времени этот «русский мир» сегодня напоминает «римско-германский мир» в Европе накануне Нового времени, объединенный вокруг единых церкви и императора. Интересно, что хотя это образование называлось Священной Римской империей германской нации, его существование не только предшествовало появлению в нем наций в новоевропейском понимании, но и блокировало их. Ледоколом, взломавшим это имперско-церковное единство, стали Реформация и война протестантов с католиками — конфликт не просто абстрактных религиозных мировоззрений, но духовных, социальных и политических установок. Католиками в ней были те, кто отстаивал старый порядок и его единство — церковное и имперское, протестантами — те, кто бросал ему вызов, причем, в отличие от первых они характеризовались значительной гетерогенностью, и вероисповедной (лютеране, кальвинисты, гуситы и т. д.), и социально-политической (консервативные бюргеры Лютера и Кальвина и религиозные коммунисты Мюнцера).

На постсоветском пространстве, а именно в «русском мире» как его ядре сторонники его единства и гегемонии тоже выступают как своего рода «католики». Для противостоящих им «протестантов» в свою очередь любые майданы являются вдохновляющими примерами борьбы с «католическими» режимами и ее символами. И тут интересно как эта трансграничная борьба накладывается на процесс становления новых политических наций. Михаил Саакашвили — лидер грузинского Единого Национального Движения, то есть, грузинской национально-демократической революции, будучи изгнанным из страны в результате победы мягкого «католического» реванша, превращается в украинского политика и патриота майданной, «протестантской» украинской политической нации, при этом оставаясь негласным лидером и родных грузинских «протестантов». Подобная же история происходит не только с российской либералкой Марией Гайдар, но и русским национал-социалистом Сергеем Коротких, который после Майдана становится одним из основателей украинского националистического батальона «Азов», а после и одной из ключевых фигур украинского националистического движения.

^{Сергей Коротких и Петр Порошенко (фото)}

То есть, в действительности украинская политическая нация размежевывается с «Русским миром» не по строгим границам украинского и русского этносов, вопреки тому, на чем настаивали как адепты «Русского мира», выставлявшие украинский национализм проектом галицийцев, так и часть последних, делающих акцент на «мову», но по принципу отношения к политическим религиям или, если угодно, гештальтам постсоветских аналогов «католицизма» и «протестантизма».