Незавершенная революция

Ревитализация корней, зацементированных Русью, может быть одним из направлений деколонизации наряду со становлением горизонтальных (локальных, региональных) и вертикальных (консорциалистских) идентичностей в пространстве русских языка и этники. Весьма перспективен в этом смысле проект «Меряния», который не противопоставляет русскую, точнее, великорусскую идентичность идентичности и укладу сохранившихся автохтонных народов северной и центральной Великороссии, а пытается ревитализировать ее через осознание ее реальных субстратных, автохтонных корней. Для западных великорусов это мог бы быть проект «Кривия», как ревитализирующий корни их самих, так и наводящий мосты с их родственниками — белорусами и балтами. Для восточных великороссов, соответственно, это Вятский проект, причем, в рамках этих реконструкций было бы плодотворно проследить взаимосвязи идентичности и наследия субстратных племен и последующих княжеств, возникших на территории их обитания, чья самобытность абсолютно затерта москвоцентричной русской историографией. Еще в большей мере это касается территорий поздней колонизации, таких как Урал и Сибирь. Впрочем, что касается последней, реконструкторские инициативы ее «областников» имеют давнюю историю и весьма плодотворны.

При подобном развитии «общерусская» идентичность и/или культура действительно могли бы быть беспроблемно деэтнизированы, как того хотят их «защитники», не имеющие этнически русских корней и не желающие отказываться от своих нерусских этнических идентичностей. Если русское становится прилагательным, нет никаких проблем в наличии русских евреев или русских армян, при условии, что сами этнические русские начнут осознавать себя русскими мерянами, вятичами, кривичами, сибирскими старожилами и т. д.

Впрочем, по аналогии с США, где тоже есть итало-американцы, ирландо-американцы и т. п., но в массе носители соответствующих корней, особенно когда они переплетаются, сливаются в «белых американцев», отталкиваясь от таких же крупных блоков «афро-американцев», «латиноамериканцев» и т. п., можно предположить нечто подобное на просторах России, где уже присутствуют многочисленные сообщества среднеазиатов, кавказцев и, видимо, будет все больше восточноазиатов. В обиходном языке от них отделяются собирательные «славяне», в которые на практике записываются и чуваши, мордва и т. п. Это является поводом для постоянной иронии, особенно в среде народов, у которых принято ставить под сомнение славянскую природу самих русских. Однако, например, собирательным названием для народов Восточной Европы, будь то славяне, балты, финны, булгары, было собирательное «сакалиба». Понятно, что это арабское название не получит массового распространения в современной Восточной Европе, но использование собирательного «восточноевропейцы», покрывающего собой и потомков кривичей, вятичей, мерян, и нынешних мордвы, карелов и пр. для крупного супраэтнического блока по аналогии с «белыми американцами» было бы вполне уместно.

Вообще, надо понимать, что этнос как традиционная структура становится все менее актуальным для представителей атомарных урбанистических сообществ, оставаясь уделом сообществ более архаических, как правило, закрыто-диаспорного типа. Из этого очевидного факта часто делается банальный вывод о неактуальности этничности в настоящем и будущем, но делающие его просто не понимают разницу между этничностью как субстанциональным феноменом и этносом как социальной структурой. Меж тем, еще советский этнолог Юлиан Бромлей различал «этникос» и «ЭСО», понимая под первым своего рода стихийную и глубинную этничность, а под вторым — этносоциальной организацией — конкретный способ ее сборки. Этнос в традиционном понимании, подразумевающий единство всего уклада и мировоззрения его членов, это действительно то ЭСО, которое неактуально не только для все большего количества русских, но и других «расползающихся» модерных и пост-модерных народов. Но это не означает, ни того, что их представители не обладают этничностью как «этникос», ни того, что они не испытывают потребности в ней. Популяционные самоидентификация и генофонд являются глубинными маркерами и критериями притяжения и отталкивания даже среди городских жителей, давно утративших традиционные этническую культуру, уклад и мировосприятие, и в контексте фиксируемого политологами тренда «нового трайбализма» нет оснований считать, что в ближайшей исторической перспективе это будет меняться.

^{Юлиан Бромлей (фото)}