Незавидный холостяк

Днем я полулежу на том самом диване – ноги раздвинуты, потолочный вентилятор сдувает капли пота с кожи, из-за распахнутых дверей балкона, за которым щедро льется с небес жаркое солнце, слышатся гомон, плеск и звон бокалов.

А его язык танцует у меня между ног, творя такое…

Мои пальцы путаются в мягкой меди его волос, и он безжалостно мучает меня, отрываясь в самую последнюю секунду и глядя с ожиданием и азартом.

Я хныкаю и ною, раздвигаю ноги еще шире, но он только смеется. Пока я не наклоняюсь к нему, запуская пальцы в волосы и не притягиваю его голову обратно, сжимая бедрами, чтобы не вырвался. И тогда его язык, до той поры нежный и осторожный, вдруг становится настойчивым и жестким, и меня моментально выгибает от сверхмощного взрыва.

Я кусаю свою руку, чтобы не кричать, оставляя на ней полукруглые следы зубов.

Так больно.

Так влажно, когда он входит в меня после этого.

Так мокро – внутри все хлюпает, и каждое движение Кира вытрахивает остатки удовольствия.

Он вытрахивает это удовольствие из меня, закидывая мои ноги себе на плечи и целуя ступни, пока глубоко и быстро вонзается горячим твердым членом.

Я плачу, плачу, плачу, потому что это невозможно выдержать.

Он складывает меня пополам, чтобы сцеловать эти слезы, а потом разворачивает спиной, заламывает руки и утыкает лицом в подушку, трахая резко и жестко. Но так и надо, только это мне сейчас и надо – чтобы рыдания, промоченная насквозь подушка и ощущение полнейшей опустошенности и расслабленности, когда мы уже после лежим рядом и его пальцы скользят по моему бедру. Задумчиво, властно. Нежно.

Еще

Чем еще заняться на Кипре?

Танцевать ночью на пляже под музыку из таверны, примостившейся на краю обрыва. Там, наверху, что-то празднуют веселые люди, они тоже радуются жизни, а мы прячемся под скалой только вдвоем и танцуем на песке босиком. Я в том самом купальнике, что был в «обязательном наборе спутницы Кирилла» – я из него не вылезаю. Он оттеняет загорелую кожу и идет мне намного больше моего скромного.

Кир двигается так, словно всю жизнь учился танцевать, а я… А я стараюсь не думать о своей неуклюжести и что единственный танец, что я знаю, – вальс, который учила перед свадьбой. Тем более, оказывается, что, для того чтобы танцевать с Киром, ничего уметь не нужно. Только откликаться на его движения, делать то, что нравится, – и получится отлично.

Так отлично, что скоро вместо танца мы уже бешено целуемся – он вжимает меня в шершавый теплый камень скалы, а я бесстыдно обхватываю ладонью его член под плавками. А потом до ссадин стираю свои колени и расцарапываю его грудь, опрокинув его в теплый песок и оседлав.

Он стаскивает с меня верх купальника и накрывает грудь ладонями, зажимая соски между пальцами. Почему с ним всегда так – остро, но сладко, больно, но так хорошо?

Еще на Кипре можно отправиться в горы на открытом джипе. По узким горным дорогам, усыпанным каменной крошкой, – с одной стороны разноцветные слоистые скалы, с другой – пропасть, и где-то далеко внизу синее озеро. Захватывает дух – особенно когда Кирилл прямо на узком повороте задумчиво бормочет: «Разучился я что-то на механике ездить…»

Прохладный ветер раздувает волосы, солнце ласкает кожу, оглушительно пахнут горные травы и можжевельник, а с крутых скал задумчиво смотрят своими странными глазами с горизонтальным зрачком пугливые козы. И все хорошо.

Маленький водопад спрятан так надежно, что кроме нас там в этот тягучий послеполуденный час никого не оказывается, и Кир лезет в него, раздевшись донага. Струи воды разбиваются о его широкие плечи бриллиантовыми осколками, и выглядит он как настоящий греческий бог. Если греческие боги были бы рыжими.

В изумительно ярких горных деревушках Кир общается с местными на смеси английского, греческого и языка жестов, торгуясь за оливки, молодой сыр и сладости из кэроба – бобового растения, похожего на какао, только сладковатого. Торговцы смотрят на нас и спрашивают: «Молодожены?»

Кир внаглую кивает, а я прячу глаза, будто смущаюсь, как настоящая молодая жена. Самое смешное, что это правда! Но не вся…

Еще на Кипре можно приехать в бухту Афродиты, где одни просят у богини любви найти свою вторую половинку и для этого подбирают камушек в виде сердца, а другие – ребенка и завязывают бантик на одном из чахлых кустов.

Любовь для всех своя.

И долго, долго, долго искать там на пляже свой камушек. Так долго, что не замечаешь, что Кир куда-то делся.

Найти, сжать в ладони и загадать…

А потом обернуться и попасть в сильные объятия, а заодно получить ананасовый фреш с двумя трубочками – оранжевой и лиловой.

У меня обветренные от поцелуев губы, ноющие соски, засосы по всему телу, и я даже не скрываю их под платьями, бесполезно. А тональник скатывается слишком быстро.

Но все понимают. Остров любви.

У него исцарапанная спина, следы от моих укусов на руках – я все еще не могу кричать, если нас могут услышать, и бешеный, бешеный аппетит.

– Кирилл, – спрашиваю я. – Ты в курсе, что морепродукты – афродизиак?

– В курсе, – говорит он, вылавливая из соуса ракушку с мидией.

– Так может тебе притормозить?