Вообще не изменившись в лице, как будто так и надо.
Он и познакомить с Гюрзой просил с тем же наивным видом – как само собой разумеющееся. Мы же друзья!
Я ему сказала, чтобы сам знакомился, нечего идти легким путем. Ну он и пошел сложным. Подвалил к Марине Вадимовне, очки снял, крутнул на пальце, улыбнулся, что-то сказал, она засмеялась – я и глазом не успела моргнуть, а она уже диктовала ему номер! Как у него получается-то? Кирилл вернулся и даже комментировать не стал, сразу начал подбивать меня на китайский ресторан и только после решительного «нет», согласился на доставку.
– Когда у вас с ней свидание? – спросила я демонстративно равнодушно, даже подхватила что-то съедобное со стола и сунула в рот. Правда, не заметила, что именно.
– Завтра, чего тянуть. В воскресенье опять съемки, а дальше у нормальных людей рабочая неделя. По тебе знаю, как вы в своем банке выматываетесь, не до свиданий.
– Значит, завтра на ужин не приедешь? – спросила я. На вопросительный взгляд уточнила: – Хочу маму в гости позвать.
– Нет, не приеду. Если не планируешь знакомить меня с родителями, конечно! – хмыкнул Кирилл.
– Ну знаешь, мама пока не поймет наших высоких отношений, – развела я руками. – Прости, мам, мой муж задерживается на свидании с моей начальницей, не звонить же ему, вдруг там самый ответственный момент!
– В самый ответственный момент я телефон даже не услышу! – сообщил Кирилл, деловито выуживая из плетеной коробочки дим-сам и закидывая в пасть. – Все, я наелся. Где там десерты?
Я только покачала головой.
У него все было так легко – особенно в тех моментах, что вызывали у меня самые большие сложности.
Почему я так не могу?
Бабушкины щи
Я и правда очень соскучилась по маме, а она по мне – поэтому я и позвала ее в гости.
Она все рвалась посмотреть, как я обживаюсь в бабушкиной квартире, а мне… Мне было страшно пригласить ее туда в первый раз. Мне казалось – ей станет больно от того, что больше не существует маленького бабушкиного мира с пузатым чайником в маках, вязаными салфетками и аптечным запахом, прячущимся за стеклами буфета.
Но мама прошлась по комнатам, заглянула в кладовку, которую я еще и не думала разбирать, почему-то провела пальцем по батарее и с удивлением посмотрела на испачканную подушечку. Как будто в комнате, где со стен ободраны обои, а на полу все еще валяются запчасти шкафов, могла быть стерильная чистота.
– Знаешь, – сказала она. – Я думала, вообще никогда не смогу сюда вернуться. А ты все переделываешь под себя – и это уже твой дом, а не бабушки. Так легче. Думаю, получится очень уютно.
Она подошла к пианино, открыла крышку.
Первые такты «Лунной сонаты» прозвучали дребезжаще и фальшиво.
– Вызову настройщика, когда закончу ремонт, – поспешно заверила я.
– Зачем? – мама закрыла крышку обратно. – Ты ведь не играешь. Чего тебе этот гроб хранить, продай.
– Вдруг захочу научиться… – начала мямлить я. Это она сейчас такая решительная, а потом возьмет и передумает.
– Купишь электронное. Зато соседи тебя не проклянут.
На кухне мама потрогала свежий листик авокадо, но ничего не спросила. Наверное, она не запомнила, как я возмущалась, что Костя мне его не вернул. Или решила, что я вырастила новое.
На каждом шагу я боялась, что мама наткнется на признаки присутствия в моей жизни Кирилла и придется ей все рассказать. Даже кольцо сняла, спрятала в косметичку, как делала это перед работой. Но мама не пыталась высматривать у меня на раковине сбритую рыжую щетину или проверять шкафчики в ванной – не прячется ли там зубная щетка сурового синего цвета.
Так делала Женькина матушка, когда та начала жить одна, и я запомнила на всю жизнь, как не надо. Тем более, что та не знала, что бы стала делать, найди она улики. Женька, впрочем, и узнавать не хотела, поэтому ее любовник всегда строго уносил щетку с собой, а брился на лестничной площадке электробритвой.
– Хорошо, что ты такая спокойная, – сказала мама, обнимая меня. – Я боялась, что ты рыдаешь ночами в подушку. Или вообще вернулась к этому козлу, только скрываешь от меня. Но я посмотрела – вроде плита грязная, на столе крошки. Значит, все-таки здесь живешь. И ремонт делаешь, молодец!
Упс! Пока я мысленно нахваливала маму, она все-таки сыграла в шпиона и все вычислила. Может быть, даже Кирилла, только не признается.
– Мам! – возмутилась я. – Ну за кого ты меня держишь? Чтобы я… с Костей?!
– Любовь так просто не проходит, – вздохнула она. – И доводам разума не подчиняется. Твой отец тоже набедокурил на нашей свадьбе. Только уже после регистрации. Забрал все деньги, что нам надарили – и умотал в Сочи с друзьями. Отмечать. А гости-то в ресторане ждут!
– Ой… – я чуть не села мимо табуретки. – Ты мне не рассказывала никогда!
– Чего уж теперь… – мама машинально смахнула в ладонь те самые крошки со стола и высыпала их в раковину. – Мы с бабушкой и дедушкой всем врали, что ему плохо с сердцем стало, он ведь уже в возрасте был. Потом и спрашивать перестали, только пили да гуляли, только иногда кричали «Горько!», но быстро отвлекались.