Нездешние

– Предпоследняя, – мягко отвечает женщина. – Теперь она ищет последнюю. Мать. Она теперь жива и вслепую ищет носителя. Не хватает лишь одного… – Незнакомка возвращается к выходу из пещеры. – Идем, я покажу.

Миссис Бенджамин хромает за ней. Но теперь и она чувствует: что-то происходит. Не здесь, а

(по ту сторону)

(не здесь)

(между)

(где единственный глаз)

(большой, темный, блестящий)

(медленно открывается)

(впервые после)

(долгого сна)

(и вращается в поисках)

(входа)

Глава 53

В темноте время тянется медленно. Тянется, тянется, тянется.

Не раз Мона, охваченная приступом ярости, лягает ногами все вокруг, рвет провода кормовых фар, разбивает костяшки ступней о крышку багажника, лишь бы…

Бесполезно. Она заперта. А в багажнике от бьющих прямо в него солнечных лучей становится адски жарко.

Она сдается. Решает, что благоразумнее поберечь силы. Потому что, выбравшись отсюда, она намерена вволю побуйствовать.

Если выберется.

И она ждет. И здесь, в темноте, где мир стал жарким, тесным и неподвижным, уже некуда деваться от правды в словах мистера Первого.

Мать.

Мать, Мать, что я такое?

И задавшись этим вопросом, она вспоминает.

Сколько Мона себя помнит, семья переезжала. Этого требовала работа отца: вслед за буровыми установками, за нефтью, с места на место, вечно новые дома и квартиры, почти всегда съемные.

И хотя счастливой мать Моны не бывала никогда, счастливее всего она бывала при переездах. «Новое начало, – каждый раз повторяла она. – Новый шанс. На этот раз мы все исправим». А Эрл – что Эрл, – он только хмыкал.

Мона никогда толком не понимала, о чем говорит мама. Что они сделали не так, что надо исправить?

Она только раз спросила об этом маму. Ответ был прост: «Всё».

Но это головокружительное предвкушение никогда не затягивалось надолго. Стоило ей прибыть в новый дом, пройтись по нему – увидеть почти всегда жуткий ковер, ламинат на стенах, унылую гостиную, – и мать замолкала, погружалась в глубокое уныние, затягивавшееся на много дней.

Причины Мона никогда не понимала, и очень тревожилась. Тяжело было видеть мать обиженной, оскорбленной такой простой штукой, как дом. Который все равно не надолго, ведь скоро опять переезжать.

Напрасно она старалась развеселить маму. Та только и твердила: «Он того не стоит. Не стоит труда».

А Мона спрашивала: «Почему?»

«Он должен быть совершенством. Все должно быть совершенным. И может, и должно. Но мне не добиться совершенства. С этим домом нечего и пытаться».

Мона упрашивала маму забыть об этом, постараться все равно быть счастливой.

«Не могу. Все должно быть устроено определенным образом. Все должно быть прекрасно, милая».

При очередном переезде, незадолго до того дня с дробовиком в ванной, все выглядело как всегда: восторженная радость перед прибытием, миллионы планов, миллионы надежд, а потом, на месте, сокрушительное, полное разочарование, бездонное и всепоглощающее.