– Ни в коем случае, – отказывается миссис Бенджамин. Она бы встала и задала трепку этой незнакомке, только вот рука не слишком слушается и такая слабость… Какие они хрупкие, эти сосуды. Может быть, оно и к лучшему, поскольку, если верить незнакомке, физическое насилие все равно не повредит занявшему ее тело.
Нет, не так – миссис Бенджамин точно знает, что
– Поможешь, – заверяет женщина. – Я собираюсь вернуть Мать. И ты мне поможешь. Ты знала?
– Это… просто смешно, – выговаривает миссис Бенджамин. И кашляет – одно легкое у нее плоховато действует. – Если Мать возвращается – и долго же она тянула, скажу я, – так по собственной воле. Никто ее не принудит, и уж наверняка не мы.
– Я исполняю желания Матери, – тихо говорит женщина. – Я участвую в Ее великом плане. И ты мне поможешь.
– Нет.
– Да. Потому что та женщина у меня.
Стальной взгляд миссис Бенджамин смягчается.
– Что? Какая женщина?
– Та, с которой так нянчились вы с Парсоном: сопровождали, испытывали. Она в безопасности, более или менее – заперта в багажнике автомобиля за городом. Но ей там скоро станет неуютно. Так что, если не желаешь ее гибели – а ты, думаю, не желаешь, – ты мне поможешь.
– Ты ее не убьешь, – говорит миссис Бенджамин. – Она тебе нужна.
Женщина безмятежно улыбается в ответ на ее пристальный взгляд.
– Знаешь ли ты, – спрашивает она, – как я ненавижу эту плоть? Как ненавижу носить на себе эту жуткую кожу? Дышать этим воздухом?
Если бы тело не посылало миссис Бенджамин сигналы о страшной боли во всех его членах, она вряд ли обеспокоилась бы мыслью о пытке. Но теперь, узнав, что такое телесная боль, она находит в себе удивительную уверенность, что никому не следует причинять такого нарочно.
И угрюмо кивает.
– Еще бы тебе не понять, – говорит незнакомка. – Не грустно ли? Какой у тебя жалкий вид. Она тебе не безразлична, хотя бы настолько, чтобы избавить ее от несчастья. Подумать только, такое мелкое создание.
– Я не считаю себя особенно жалкой, – возражает миссис Бенджамин, – но тебе не понять.
– Да не особо и хотелось. Теперь ты мне поможешь, не так ли?
– Что тебе от меня надо?
– Мне нужна твоя сила.
Миссис Бенджамин разводит руками. Тихо потрескивает пленка засохшей крови.
– Я не в том состоянии, чтобы ею воспользоваться.
– Ну-ну, сестра, – кривится женщина. – Разве ты не из старших, что так легко сдаешься? Вставай. Сейчас же.
Она подталкивает миссис Бенджамин ногой – сперва мягко, потом сильнее. Той приходит в голову взять ее за ступню и оторвать от лодыжки. Но вместо этого она со вздохами и кряхтением поднимается на ноги.
– Куда идем? – устало спрашивает она.
– В мотель.
Миссис Бенджамин не особенно удивляется, обнаружив, что под мотелем понимались «Желтые сосны» Парсона. В Винке не много мотелей. Не так мучителен путь до него, как спуск по деревянной лесенке, скрытой за потайной дверцей. Существование этой дверцы для миссис Бенджамин новость: она бы удивилась, почему Парсон таился от нее и откуда проведала эта незнакомка, но мешает невыразимая усталость и боль.
Внизу обнаруживается просторный подвал с бетонным полом. Он не освещен, и если бы эти двое видели мир только глазами, они были бы здесь слепы, но, поскольку это не так, миссис Бенджамин смотрит и видит посреди подвала большой металлический куб.
Он внушает неопределенное впечатление тяжести, и есть в нем нечто знакомое.
Незнакомка подталкивает ее сзади.
– Дальше.
– Вот это я должна вынести?
– Да.
– Что это?
Странная улыбка.
– Прикоснешься – узнаешь.
Миссис Бенджамин подходит к кубу, а незнакомка остается на площадке лестницы и наблюдает за ней. С каждым шагом куб представляется больше и тяжелей, и с каждым шагом яснее вспоминаются
Миссис Бенджамин останавливается.
– Мать, – шепчет она. – Это… Мать?
– В каком-то смысле, – отзывается из-за спины незнакомка.
Миссис Бенджамин протягивает руки к кубу: воздух иначе как ледяным не назовешь. Закусив губу, она приседает, берется, чтобы поднять.
Шипение, руки пронзает дикая боль. Крякнув, она отдергивает ладони и оборачивается к женщине на площадке.
– Не могу прикоснуться.
– Да, – соглашается та. – Только наше племя может к ней прикасаться. А твои руки на самом деле не наши. Но тебе придется перетерпеть боль. Ты же сможешь, правда? Разве ты не могучая старшая сестра?