Читаем Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни полностью

Сила воображения развилась у населения необычайно, без сомнений казалось, что худшее — позади, а впереди нас ожидают йогуртовые реки, сервилатные берега. И это — как минимум. И то правда: при определённом желании на огромной территории России можно было обнаружить кучу рассадников новой жизни. Кто бы мог, например, предположить, что в стране вдруг появится в открытой продаже прохладное пиво и размножатся кооперативные сортиры бизнес-класса, где по первому требованию вежливая служительница отрывала вам бумажную ленточку от находившегося при ней рулона? А в некоторых туалетах даже жгли благовонные палочки. Там пахло как-то наособицу, по-буддийски. Однако цена поссать ошеломляла, поэтому снаружи устойчиво пахло крепкой мужской мочой. Это слегка настораживало. Но внутри-то было благоуханно и чисто! И это важнее. Уж очень хотелось верить. Больше всего на свете. Но это продолжалось недолго, наивная картина мира портилась на взрослых дальнозорких глазах.

Вместе с падением трупа так же мгновенно исчезли из обихода удобные авоськи, в воздухе свободы закружились полиэтиленовые пакеты и прочая антропогенная дрянь. Мыло, сваренное из отечественных дворняг, тоже исчезло, в продаже появилось индийское. В очередях упорно твердили, что сделано оно из настоящей слонины, им мылся сам Махатма Ганди. Мыло и вправду не мылилось и было твёрдым, как моржовая кость.

Газетки запестрели коммерческими объявлениями: куплю, продам, убью... Скромные прежде дома терпимости стали публично и хлёстко именовать «комбинатами гендерного обслуживания». Сам я видел растяжку, на которой красовалась полуголая баба, из её губ, сложенных кровавым бантиком, вылетали словечки: «Ветеранам Отечественной войны — огромные скидки!» «Блядь» перестала быть ругательством, словосочетание «валютная проститутка» зазвучало гламурно и гордо. Нищие старики пристрастились к торговле порнографическими журналами. Когда покупателей не было, они их украдкой листали и чмокали. В их времена за такие фотки полагалась тюрьма. А теперь — всего лишь сума.

Блядство всячески поощрялось, другой работы не стало, зарплату платили, когда у начальства случался приступ благотворительности. Когда денег не было, их заменяли натурой, произведенной на месте. Чайными сервизами, вязальными спицами, носовыми платками. Что наработал, то и кушай. Это и решило дело. Свободой и демократией сыт не будешь, уже по горло наелись, так что на широкую дорогу вышли демонстрации иного толка. Уже не против партократов, а за сытую жизнь. Шахтёры, металлурги, учителя, доярки реализовывали своё конституционное право на свободу шествий — они канючили хлебушка и весёленький отрез на платье в цветочек. Больше они не просили, не так воспитаны. Во время манифестации они походили на хор птенцов, открывающих рты в ожидании червячков. Пищали противно и громко, любители лаун-тенниса засовывали в уши затычки, червячков не хватало на всех. Поэтому митинги сменили молчаливые голодовки. У голодающих сокращалась поверхность лица, выступали наружу носы, торчали уши. Глаза западали, но зрачки увеличивались в диаметре, прибавляли в скорбности. При такой диете страна худела на глазах, штаны сваливались, ушивались юбки.

Точно так же, как шахтёры, металлурги, учителя и доярки, действующие учёные тоже остались без средств к существованию, но они слишком хорошо знали, что жизнь человеку даётся одна — без богословских мракобесных вывертов. Поэтому голодовок не объявляли, просто загибались у спиртовок без спирта и у книжек со спутанной пагинацией. Словом, у учёных мужей колотилось сердце, поднималось давление. Те, кто по-сообразительне, вызывали «неотложку», которая везла их в больницу, где, несмотря на отчаянное воровство, их всё-таки подкармливали перловой кашей без соли и сахара.

Досталось и музейщикам. Честно награбленные большевиками православные святыни малой скоростью, крестным ходом откочёвывали в храмы, которым в качестве компенсации за нанесённую историческую обиду даровали неслыханную привилегию — беспошлинно торговать табаком, шнапсом и фряжскими винами, произведёнными в инославных странах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза