Нездоровые люди

Больницу мы в шутку называем «Последний путь», то есть зайти сюда можно, а вот уйти на своих двух не у всех получается. Для кого-то путь действительно получается последним, и порой становится жутко от сцен прощания родных с их заболевшими родственниками, которым осталось немного. Кто-то вспоминает последние моменты, кто-то даёт напутствия на оставшуюся часть жизни, кто-то просто, обнявшись, плачет, словно пытаясь урвать нить жизни и заставить эту самую нить катиться дальше и дальше.

Всё это, конечно же, дико раздражало и наводило уныние, и я всегда ждал дня дежурства Маши. Сидеть или лежать в палате было совсем невмоготу, всё жутко бесило, и чтобы время шло быстрее, я искал время на общение или человеческую помощь моей медсестре.

Особенно мне запомнился день, когда в больницу привезли детей из Уфы Они направлялись в Барселону. Практически все дети имели тяжёлые заболевания глаз, кто-то из них был полностью слепым, кто-то был слеп на один глаз или имел тяжёлую патологию. Чартерный самолёт, на котором перевозили детей, не смог продолжить полет из-за плохой погоды в Каталонии, и было принято решение осуществить посадку в аэропорту Шереметьево.

Так как дети нуждались в особом уходе, то было принято решение разместить их в нашей Химкинской больнице, благо ехать от аэропорта до больницы было недолго, да и их пребывание, по всей видимости, не предполагало длительного периода, ибо в любой момент погода в Барселоне могла измениться на солнечную и ясную.

– Семён, у меня тут просьба, – садясь на мою кровать, начала Маша. – После капельницы, ты мне прямо срочно нужен. Нам детей привезли, и они почти все слепые, им бы помощник. Их покормить нужно, я надеюсь, ты поможешь? – спросила, улыбаясь, Маша, поглаживая мою подушку. – С ними сопровождающая едет, но она сейчас уехала в аэропорт узнавать, что там и как с перелётом, и должна приехать через час-два.

– Дети, слепые? А как им помочь? С ложки кормить?

– Да, у нас сестра-хозяйка заболела или отпросилась, – пожимая плечами, ответила Маша. – У нас капельниц сегодня тьма, далее плановые операции, я реально не смогу, а их так жалко, все маленькие, и летели в Барселону на операции, им там обещали помочь. У нас такие операции не делают, а вот там шансы на успех очень большие.

– Они на каком этаже?

– Они всё ещё в приёмном покое, мы их в кабинете сестры-хозяйки расположили. Я тебе покажу, где это. Да, тебе ещё «капаться» осталось минут десять, и я как раз всё организую, ну ты же поможешь? Тем более дети не кушали уже больше шести часов, их же отдельно кормить нужно. Я позвоню, и им принесут всё, повара в курсе. Ну и в целом можешь с ними посидеть, они хорошие, но непоседы, конечно, те ещё. Они меня просили им книжку про Барселону почитать, очень ждут хоть кого-то.

– Да, – как-то неуверенно отвечаю я, смотря в сторону моей капельницы, из которой что-то капает мне в кровь.

После капельницы мы с «моей» медсестрой направились в сторону кабинета сестры-хозяйки, из которой доносились визг и крик. Маша медленно открыла дверь и стала делать маленьким пациентам замечания о том, что в больнице себя нужно вести хорошо и нельзя шуметь. Маша начала усаживать детей по кроватям, говоря, что с ней в комнату заходит её личный помощник, который будет их кормить. Дети хлопают в ладошки и говорят, что очень проголодались и им хочется скорее покушать.

Мне было непривычно видеть столько маленьких детей в одной палате. Более непривычным было то, что все они носили затемнённые очки и держались дружно за руки. Всего в комнате было шесть маленьких пациентов, младшему из которых на вид было шесть лет, а старшему лет десять.

– Детки-конфетки, я вас приветствую, – торжественным голосом начал я.

– Ой, а вы кто? Давайте мы угадаем, – наперегонки начали кричать тонкие голосочки.

– Дядя врач или дядя медбрат?

– Не то и не другое, – строго ответила Маша. – Дядя пришёл помочь вас покормить и наконец-то угомонить. Вы всё же не на улице находитесь, не забывайте, что тут больница.

– Да, да, кушать! – опять загудели дети и захлопали в ладоши.

– Так, Семён! Сиди тут, а я пока что сообщу о нашей готовности повару.

Я сажусь на край одной из кроватей и начинаю молчать. В палате светло, но очень душно, меня охватывает какое-то внутреннее напряжение. Я впервые остался наедине с детьми, которые меня не видят, но знают, что я рядом, и я понимаю, что они смотрят в мою сторону и о чём-то шепчутся, сидя на кровати, стоящей напротив.

– Дядя, а вас как зовут? Семён? – спрашивает самая маленькая девочка.

– Да, так меня зовут, – отвечаю я, кивая в её сторону, но в этот же миг одергиваю сам себя, понимая, что дети меня не видят.

– А почитай нам книжку, нам так скучно. У нас много с собой, – резко вскакивая и направляясь с мою сторону, продолжает девочка.

– Какую книжку? У меня нет с собой никаких книжек.

– У нас много, вот я тебе сейчас дам, подожди.

Девочка отходит от меня, подходит на ощупь к углу кровати, достаёт из-под неё чемодан и пытается его открыть. Я спрашиваю, нужна ли ей помощь, но она отрицательно мотает головой и на ощупь вытаскивает книги.