Говорил рабби Зеев, — Я радуюсь оттого,Что не в силах я разглядеть и постичь Его,Ибо кто бы вынес этот слепящий свет,Эти бездны бездн,Пламень Его и лед,Ибо самый праведный цадик сойдет с ума,Увидав серафимов пылающие дома!— Оттого-то столько меж нами и Б-гом сфер, —Так продолжил из Бердичева рабби Бер, —Чтобы мы, отринув эту дольнюю тьму,Постепенно, не сразу приближаться могли к Нему,Возносились, отрешившись от плотских оков,За покровом покровПроницая границы миров...— Что гадать впустую, — заметил абид Муса, —Все давно записано на небесах...Где для верных — свет, для неверных — мракИ огонь Геенны; да будет так!Мир таков, каким он Аллахом дан,И на что нам Тора, ежели есть Коран!— Тьфу ты! — сказал цадик Зуся. — Где твоя голова?Или дома забыл, что такие сказал слова?Или для вас невежество и не грех?Тора, я извиняюсь, одна на всех,Что ты, Муса, смущаешь людям умы,Все пошли от Адама, что вы, что мы:Измаил, сынок Авраама, ушел в бега,Со своей мамашей — отсюда и вся пурга.— Да уж, — вздохнул Муса, — он по всем мирамНаплодил потомство, пращур наш Авраам...И молвил абид ибн-Батта, — Знающему смешноСлушать ваш спор, все религии суть — одно!Суть лишь покровы меж смертными и Творцом,Ибо никто не в силах обернуться к Нему лицом!— Цадики, — молвил Зуся, — таки он прав.У иноверцев нет, извиняюсь, прав...Господин полицмейстер вам скажет, что на РусиВсе едино — вы суфий или хасид...И сказал мухтиб Ибн-Хатбал, —Говорил мне отец, что ему отец рассказал,А ему сказал Абдаллах,Что румяные розы вьются во всех мирах,И поют соловьи в садах,И восходит в небе луна,И возлюбленная, совершенной красой полна,Ждет меня в беседке и чашу держит вина,И сама она как вино...— Да, — сказал рабби Шломо, — поэта поэтДаже без перевода поймет.Вот буквально вчера, наблюдая сквозь мракРезеду и душистый табак,Я мадам Козибродскую встретил в садуИ с тех пор пребываю в бреду.Этих дивных сфирот ослепляющий пыл!Эта грация серны младой!Говорят, Козибродский на речку ходилОбливаться холодной водой...Опаляет, сжигает такая краса...Козибродский зачах и ослаб...— Даже слушать противно, — воскликнул Муса, —Тьфу на ваших распущенных баб!Это ж надо, таращиться людям в глаза,Завернулась хотя бы в изар!— Ша! — говорит рабби Зеев. — Я все же сказать хотел;В сердце вселенной пылает огонь светил,И чтоб человек в это сердце проникнуть смог,Пламень его пригасил милосердно Б-г,В дольних мирах отраженным огнем горит,Ибо любовь не губит, а животворит...— Да, — согласился ибн-Батта, — слепящий светЛюбящий прозревает на склоне лет,Он недоступен словам хвалы и хулы,Взор его проникает во все углы,Нет для него расстояний и нет времен,Избранный он из всех и достойный он,Точно соль в морях, в Господе растворен...Что в небеса глядеть? — не зря ведь Руми изрек,Неразличим, неразлучен с тобою Бог —Меж предсердьем и сердцем струится он,Льется слезой из-под опущенных век,Если ж твои ресницы смежает сон,Между глазом и веком скрывается он...— И все ж, — сказал рабби Бер, — Б-жий мир есть полный сосуд,А сосуд разбивается, если его трясут,И тогда разливается свет по всем мирам,По всем углам...В сопредельный сосуд проливается беглый свет,А от излишнего света бывает вред...И сказал рабби Нахман из Прушкова, —Я вижу врата огня,От которых, Б-г, и Ты не спасешь меня,Не покров покровов — раскаленную вижу печь,Чье нутро багрово — не иначе, сосуд дал течь,Оплывает плоть,Лед трескается на реке,Там бредет по дну моя Ривка в одном чулке,Так глаза слезятся, что я уже не пойму —Отзовись! Ты ли это стоишь в дыму?Хорошо посидели, практически до утра...Господа, извиняюсь, но мне пора...