Неземляне

Вспышка белого света моргнула в небе высоко над роем, а за ней последовала ещё одна – в другой стороне. А потом их стало три. Они были как три огромных фонаря, которые то включали, то выключали, такие яркие, что от них слепило глаза.

В нас стреляли.

Вспышек вдруг стало так много, что я больше не мог разглядеть нашу капсулу на экране. Только рой жури и яркое белое свечение.

Вступительное гитарное соло уже закончилось, и Айла запела.

Всё чернее становятся ночи,
Серых дней бежит череда…

У меня по спине пошли мурашки. Я очень давно не слышал её вживую и успел забыть, какой сильный у Айлы голос. Особенно если его пропустить через динамики, которые усиливают громкость раз в сто.

Заслышав пение моей сестры, весь рой жури дрогнул, словно по нему ударили молотком. А на третьей строке уже начал медленно покачиваться под музыку.

До этого они хоть и реагировали на звук гитары, но всё равно летели на ангар. А теперь, очарованные голосом Айлы, обо всём позабыли. Они неспешно двигались влево-вправо, прямо как ученики в столовой во время презентации.

Запах бензина никуда не делся, но к нему постепенно примешивался аромат жимолости с мятой.

В припеве Айла изменила одно слово:

А мне бы жить под небом под зелёным,
Где боль не режет сердце, будто нож…

Рой колыхался, поднимаясь ввысь: внимание жури переключилось со стоявшего на земле ангара на музыку, игравшую в небе.

«Сработало! Она их отвлекла!»

Айла склонилась над гитарой, всё ещё с закрытыми глазами, сосредоточившись на своей песне и больше ни на что не обращая внимания. Микрофон кружился в воздухе где-то между её лицом и резонаторным отверстием гитары.

Марф колдовала над панелью управления, а рой на экране полностью заслонил небо, которое то и дело вспыхивало ярко-белым.

Вдруг изображение исчезло и вместо него появился диктор новостей в телестудии. Видимо, его начальники решили прервать прямой эфир. Они же хотели доказать, как опасны и вредны эмоции, но происходящее выглядело совсем иначе.

Красиво.

Умиротворяюще.

Поэтому они выключили камеры. Мы побеждали.

Айла была уже на третьем куплете, и хотя запах бензина ещё чувствовался, его постепенно вытеснял букет жимолости и мяты. На проигрыше после третьего куплета Айла открыла глаза. Она увидела, как я радуюсь, и улыбнулась мне в ответ.

И тут в нас попали.

Видимо, от этого наше инерционное буферизирование перестало работать, потому что меня вдруг отбросило в сторону. Я врезался в кресло, отчего бок пронзила дикая боль, и плашмя упал на пол.

А потом в нас снова попали, и мы ухнули вниз.

26. Смерть на сцене

БЗ-З-З-З-З!

БЗ-З-З-З-З!

Я лежал на полу, скорчившись от боли. Где-то поблизости жужжало электрическое ограждение.

Окна всё ещё были закрыты жалюзи, и в капсуле горела аварийная лампочка, заливая кабину блёклым зелёным светом.

Рой снова разъярился, и до нас доносились его крики. И запах бензина. Я встал на колени. Всё тело ломило. По полу растекалась кровь – и, похоже, не только моя. Ноги сестры торчали из-за кресла. Я подполз к ней.

– Айла? Айла!

Она подняла голову: на виске жуткая рана, волосы запачканы кровью. Айла приоткрыла глаза и прищурилась, пытаясь меня разглядеть.

– Мм…

Её глаза снова закрылись, а голова опустилась.

БЗ-З-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З-З!

Крики становились громче, а жужжание – чаще. Рой совсем разошёлся.

– Айла? Ты ещё можешь петь?

Её веки дрогнули.

– Айла!

– Гх-х…

– Вставай, пожалуйста!

Айла не ответила. Ну, по крайней мере, она была жива.

БЗ-З-З-З-З!

БЗ-З-З-З-З!

БЗ-З-З-З-З!

Я с трудом поднялся на ноги. Марф как сидела – так и упала на панель управления, навалившись на неё всей тяжестью. Я поспешил к ней и едва не споткнулся о гитару. Несчастный инструмент сломался надвое, и гриф с декой соединяли только уцелевшие струны.

– Марф!

Она открыла глаза.

– МР-Р-Р-РМ-М-М-М…

Я ждал перевода, но программа молчала. Оказывается, мой наушник выпал и потерялся где-то в хаосе разгромленной кабины.

БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З!

Видимо, Марф успела включить защитное ограждение либо оно зажглось автоматически после падения.

Хотя я не сомневался, что рой скоро его пробьёт. Надо было срочно что-то делать. И сейчас мы могли рассчитывать только на меня. Поэтому я ринулся к двери и распахнул её.

Мне в глаза ударило синее мерцание купола. Стена электричества метров десять в периметре окружала нас со всех сторон, жужжа и потрескивая. Я моргнул, привыкая к яркому свету, и посмотрел на орду обезумевших жури, зудевших за ограждением. Колени у меня задрожали.

Песня Айлы повлияла на них, и они балансировали на краю между яростью и блаженством, но стоило ей закончиться, как жури сорвались с этого края – и не в ту сторону, куда нам хотелось бы.

Теперь им снова хотелось нас убить. Они вопили во всё горло и бились об электрический купол. Каждый удар сопровождался громким «БЗ-З-З-З-З!».

БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З!

БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З!

Что же делать?

Петь я не умею. Совсем.

Даже если попробую, вряд ли меня услышат. Рой слишком шумный.