Такер не сбавляет шага, но я практически чувствую, как он напрягается. Вот мы и поменялись ролями.
– Венди сказала, что именно поэтому ты ненавидишь калифорнийцев. Так что же произошло?
– Я не ненавижу калифорнийцев. Это же очевидно.
– Ух, какое облегчение!
– Это долгая история, – говорит он. А мы уже почти пришли.
– Как скажешь. Прости, я не хотела…
– Все в порядке, Морковка. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, но не сейчас.
Мы замолкаем, а через мгновение он начинает насвистывать. И нас обоих это вполне устраивает. Вот только отпугнет ли это медведей?
Несколько минут мы поднимаемся по крутому склону, пока не оказываемся на вершине. Небо окрашено серыми и бледно-желтыми цветами, и на нем выделяются клубки ярко-розовых облаков, зависших прямо над вершинами Титона. Эти величественные пурпурные горные короли пронзают небосвод на самом горизонте. У их ног застыло кристально чистое озеро Джексон, в котором отражается эта великолепная картина.
Такер смотрит на часы.
– Восход через шестьдесят секунд. Мы как раз вовремя.
Я даже не пытаюсь отвести взгляд от гор. Я никогда не видела чего-то столь внушительного и красивого. И в этот момент я чувствую необъяснимую связь с ними, чего не испытывала раньше. Словно они живое существо. От одного взгляда на зубчатые пики на фоне неба меня охватывает умиротворение, какое бывает, когда смотришь, как волны набегают на берег. У Анджелы есть теория, что ангелов привлекают горы, потому что здесь земля ближе к небесам и их разделяет лишь тонкая полоса воздуха. Не знаю, так ли это. Но от одного взгляда на них мне хочется расправить крылья, чтобы посмотреть на землю с высоты птичьего полета.
– Началось.
Такер разворачивает меня туда, где солнце поднимается над далекими, менее знакомыми горами. Мы здесь совершенно одни. И солнце встает только для нас. Как только оно поднимается над вершинами, Такер медленно разворачивает меня обратно к хребту Титон, который переливается миллионами золотых искр в глади озера.
– Ох, – выдыхаю я.
– В такие моменты начинаешь верить в Бога, верно?
Я удивленно смотрю на него. Он никогда раньше не упоминал Бога, хотя я знаю от Венди, что семья Эйвери ходит в церковь почти каждое воскресенье. Но я бы никогда не подумала, что он религиозен.
– Да, – соглашаюсь я.
– А ты знаешь, что название хребта переводится как «грудь». – Уголок его рта приподнимается в озорной улыбке. – А Гранд-Титон означает «большая грудь».
– Как мило, Такер, – усмехаюсь я. – Но я знала это. Я же уже три года учу французский. Думаю, французские путешественники просто давно не видели женщин.
– А мне кажется, они решили пошутить.
Несколько минут мы стоим бок о бок и в полной тишине смотрим, как солнце все сильнее освещает горы, заигрывая с ними. Легкий ветерок развевает мои волосы, и теперь они касаются плеча Такера. Он смотрит на меня. А затем сглатывает. По-моему, он собирается сказать что-то важное. И сердце тут же подскакивает к горлу.
– Я думаю, ты… – начинает он.
Но тут позади нас раздается какой-то шум в кустах. Мы поворачиваемся.
И через мгновение на тропу выходит медведь. Его массивные плечи подсвечивают лучи восходящего солнца, когда он замирает и смотрит на нас. А следом из кустов вываливаются два детеныша.
Это плохо.
– Не беги, – предупреждает Такер.
Да это невозможно. Мои ноги просто примерзли к земле. Краем глаза я вижу, как Такер медленно снимает рюкзак с плеча. Медведица пригнула голову и угрожающе сопит.
– Не беги, – повторяет он, на этот раз громче. Я слышу, как он пытается что-то нащупать в своем рюкзаке. Может, он хочет чем-то ударить медведицу?
Она смотрит на него. И ее тело напрягается, будто она готовится к атаке.
– Нет, – бормочу я на ангельском языке и выставляю руку перед собой, словно могу удержать ее подальше лишь силой воли. – Не подходи.
Медведица замирает. Она переводит взгляд на меня, и я вижу, что в ее светло-карих глазах не отражается каких-либо чувств или понимания. Только животный разум. Она пристально смотрит на мою руку, а потом встает на задние лапы и пыхтит.
– Мы не причиним тебе вреда, – тихо говорю я на ангельском языке.
Я не знаю, что в этот момент слышит Такер. И поймет ли меня медведица. Но времени на раздумья нет. Да и вдруг это сработает?
Медведица издает что-то среднее между ревом и лаем. Но я не отступаю и продолжаю смотреть ей в глаза.
– Уходи отсюда, – уверенно говорю я.
Неожиданно во мне зарождается какая-то сила, отчего начинает кружиться голова. А когда я смотрю на свою протянутую руку, то вижу, что кожа начинает слегка светиться.
Медведица опускается на четыре лапы, а затем поворачивается к детенышам и что-то лает им.
– Уходи, – шепчу я.
И она слушается. Разворачивается к нам спиной и скрывается в кустах, а следом за ней ползут ее детеныши. Она исчезает так же внезапно, как появилась.
У меня подгибаются колени. И Такер прижимает меня к себе, одной рукой обхватывая меня за поясницу, а второй за шею. Моя голова покоится на его груди. Его сердце колотится, а дыхание прерывается панической дрожью.
– О боже, – выдавливает он.