Нежданно-негаданно

Тогда они обманули зиму, еще на лето осталось солонины. А как следующую зимушку выжили? Сама чуть не погибла. Вспоминать жутко, а толкается в память неотступно. Спасла она тогда все-таки ребятишек опять. Теперь бы разве решилась одна? Не смогла бы, хоть и взрослая, всю жизнь в лесу. А тогда… соплюха такая! Что и говорить: жизнь другая была, иной раз приходилось брать ей ношу, что мужику теперь непосильно. А выжили потому, видно, что всю трудность жизни с детства видели, вникать в нее приходилось. Отца за все благодарить надо: запомнила она олений переход, когда ходила по лесам с отцом, надела широкие лыжи, ружье взяла, проверила пулевые патроны, покатила. Хоть и знала, что за оленями всегда идут волки, ожидая наживы, но голод не тетка, орава ее не выдюжит, если мяса не будет. Рыба этой осенью не ловилась. Несколько раз ходила, не было оленей. Иззнобилась вся, ноябрь холодным был. Пошла все-таки снова, засела в кустах, опять полдня прождала, хотела уходить, терпенья больше нет от холода. Вдруг услышала шум, треск, притихла, дышать громко не смела. Вскоре вышагнул на поляну вожак, тихонько так, не слышно, словно выплыл из-за кустов, остановился. Половина тела еще в зарослях, ноздри раздуваются, все тело вздрагивает, а рога на голове — как лес. Ольга будто влипла в куст, не шелохнется, про стужу забыла. Она знала: подай этот олень звук — стада как не бывало, но ветер тянул от оленей, и подозрений никаких они не чуяли.

В другое время у нее бы рука не поднялась стрелять этого оленя, никогда она после их не бивала. Ее и теперь еще коробит та злосчастная и жестокая охота. Как изваяние, стоял вожак. Любуйся только. Но она вспомнила ораву свою голодную, и боязнь, что уйдут олени, поторопила ее. Ольга целилась долго, только бы не промахнуться. Чувствовала, дрожит все внутри то ли от холода, то ли от волнения, и руки ходуном ходят. После выстрела олень бросился бежать, а на Ольгу злоба на себя нашла: пожалела! Теперь корми своей жалостью ребятишек. Она поплелась к дороге и увидела, что олень упал. «Видно, бог пожалел». Сложила, сколько могла, на лыжи и поволокла к селу. Тут уж никакого холода не ощущала. Потом глаза заливало. А в сумерках недалеко от селения увидела, как замелькали сзади зеленые огоньки — волки! «Сожрали, видно, оставшееся мясо и догоняют по кровавым следам». А около деревни бабы встретили, услышали пальбу. Ольга села на снег и идти не может: отказали ноги, поняла близко, остро: что бы с ней могло стать. Отошла… Они осилили, пережили вторую зиму.

Потом и отец вернулся. Считали его погибшим, а он выжил. Искалеченный весь пришел. Ольгу снова в школу турнул. Закончила-таки десятилетку, и — в лесной институт, Там ей тоже повезло. Опередила всех на лыжных соревнованиях. Зачислили в команду, талончики на питание давали. От отца какая помощь, с пятерыми на шее, да сам калека.

Она ворошила и ворошила свою жизнь, задержаться уже не могла: вот всегда так во время хвори, лезет пережитое в голову, и не отвяжешься.

В прошлое, вдруг вклинилось теперешнее, тревожило: о проделках на вздымке — услышала случайно, проходя мимо дома Ефрема. Ольга уловила, как он в сенках хвалился о том, что они «Сварганили», часто упоминал Илью Белоусова: «Во-о мужи-ик!»

Об Илье Ольга наслышалась уже в поселке: лучший работяга, охотник, какой хочешь мех у него и через него достать можно, и мужик хороший, любая баба пошла бы за него, да не женится.

Неужели тот Илья? Не может быть! И Ольга отгоняла старое, далекое, юное. Тот пошел по другой дорожке. Но это далекое было настолько близкое и даже будто родное, что не уходило, и хоть было горькое, но оставляло в памяти и доброе.

Белоусовы жили по соседству с ними, Фроловыми. Илюха был единственным сыном в семье. Он казался Ольге поначалу каким-то подлизулей, а потом она увидела, что он просто не вредный, а ласковый и добрый. Они вместе рыбачили, зимой вместе ходили на лыжах, вместе выполняли уроки. Илья не обращал внимания на насмешки ребят, что он с девкой дружит, а не с ними. И Ольге казалось: лучше Ильи и парня нет. Она так привыкла к Илье, что уж не могла представить жизнь в родном селе Луговом, если бы не было Ильи. Вдруг у Белоусовых случилась беда: утонула в Оби мать. Отец запил. Илья сник и приуныл и ходил сам не свой и большую часть времени пропадал у Фроловых. Ольге так его было жаль, что она тоже не находила себе места, глядя на его осунувшееся лицо и какой-то отчужденный взгляд, как будто ему и свет не мил. Они уже учились тогда в восьмом классе. Ольга утешала Илью, что их семья всегда поддержит его и отца, а сама, не сознавая, как вышло, — до того было больно смотреть на страдания Ильи, — поцеловала его. Она помнит широко распахнувшиеся глаза, словно кто-то сдернул с них эту грустную наволоку, и они уже были другими, живыми. Илья сильно привязался к Фроловым, почти не выходил от них, и Ольге порой казалось, что он врозь с ними и не жил. Они уже дружили крепко, по-настоящему.

…И тут эта проклятая война. Отец отдал Илью в ремесленное, а сам ушел добровольцем на фронт.