Нежданное богатство

Между тмъ старикашка «полковникъ» наклонился къ Фирск и шепталъ ему:

— Тутъ невелика пожива, вдь, я говорилъ — бднякъ онъ какъ есть, дтей народилъ на удивленье всей губерніи, двадцать два человка. Разв что твоей милости, али изъ насъ кому, двчонки его приглянутся, ну, такъ можно будетъ забрать съ собой, а съ нимъ и толковать нечего, коли что, такъ вздернуть, и вся недолга.

Фирска повелъ на полковника своими большими, воспаленными глазами.

— Это тамъ видно будетъ, — сказалъ онъ:- я самъ съ нимъ потолкую, а нашимъ кому бы на деревню идти, кому тутъ остаться, да въ погребахъ пошарить, можетъ, что хмльное и найдется; только чуръ, безъ моего приказа и вдома никого не обижать и не трогать. Самъ учиню и судъ и расправу! Веди меня въ домъ, да и хозяина за мною.

Скоро въ маленькомъ покойчик Степана Егоровича, передъ столомъ, на которомъ уже красовалась закуска и водка, неизвстно откуда добытыя, сидлъ Фирска, а передъ нимъ стоялъ приведенный двумя мужиками Кильдевъ.

— Развяжите ему руки, — приказалъ Фирска:- да ступайте, я самъ съ него допросъ сниму.

Совсмъ почти безчувственное состояніе нашло на Степана Егоровича; онъ ясно видлъ все и всхъ, только какъ-то пересталъ соображать. Когда его развязали и оставили одного съ Фирской, онъ почти упалъ на стулъ, опустилъ голову и остался неподвижнымъ. Фирска приперъ дверь, подошелъ къ нему и грубымъ, нсколько охрипшимъ голосомъ повторилъ вопросъ старикашки:

— Кому вруешь, Петру едоровичу или Екатерин Алексевн?

Степанъ Егоровичъ задрожалъ всмъ тломъ, его снова охватило бшенство отчаянія. Онъ рванулся со стула и крпко схватилъ за плечи Фирску.

— Это ты-то Петръ едоровичъ?.. это теб-то вровать? — крикнулъ онъ:- разбойникъ проклятый!

Фирска отстранилъ его своими сильными руками.

— Тише, хозяинъ, тише, неравно услышатъ, тогда будетъ плохо, да и ничего еще не видя, и не слдъ ругаться. А ты лучше поуспокойся, да посмотри на меня попристальне, можетъ, и признаешь.?

Степанъ Егоровичъ никакъ не ожидалъ подобной рчи; въ голос разбойника прозвучала какая-то мягкая, ласковая нота. Съ изумленіемъ онъ взглянулъ на него, и вотъ красное и пьяное лицо этого Фирски, этого страшилища, наводившаго ужасъ на всю окрестность, ему дйствительно показалось знакомымъ. Онъ глядлъ, глядлъ, припоминалъ что-то…

— Али не признаешь, Степанъ Егоровичъ, али ужъ такъ я измнился? Да и не мудрено, лтъ боле двадцати не видались. Я самъ бы тебя не призналъ, кабы невдомо мн было, къ кому въ гости ду…

И говоря это, онъ улыбался. На его лицо изъ окошка падали послдніе отблески заката. Степанъ Егоровичъ вздрогнулъ, отшатнулся и вдругъ крикнулъ:

— Фирсъ Иванычъ, ты ли?! можно-ли быть тому?!.

— Ну, вотъ и призналъ, старый пріятель… такъ-то лучше, теперь и потолкуемъ.

Степану Егоровичу казалось, что онъ спитъ и грезитъ; но ему некогда было изумляться, одна мысль, одно чувство наполняли его всего. Онъ кинулся къ разбойнику, слезы выступили на глазахъ его:

— Фирсъ Иванычъ! — захлебываясь, говорилъ онъ:- тамъ у меня жена, дти, дочери спрятались… ихъ сейчасъ сыщутъ твои люди… погубятъ… защити… помилуй!..

Это страшилище, этотъ извергъ, упивавшійся кровью, былъ для Степана Егоровича теперь уже не страшилищемъ и не извергомъ, на него была одна надежда, онъ являлся единственнымъ заступникомъ и спасителемъ.

— Будь спокоенъ, пріятель, никто твоихъ не тронетъ — я ужъ распорядился. А теперь пойдемъ, покажи мн, гд он спрятались — познакомь съ женой, съ дочками, пускай сюда вернутся въ домъ… нечего имъ прятаться, я караулъ у дверей поставлю и, пока я твой гость, никто и пальцемъ тебя и твоихъ не тронетъ.

Фирсъ отворилъ дверь и вышелъ, обнявъ и увлекая за собою шатающагося, будто совсмъ пьянаго хозяина.

VI