Нежеланные часы

Мои губы касаются ее губ, и я вдыхаю ее чистую кожу и духи. Поднимаю руку, чтобы погладить ее по щеке, лаская гладкую фарфоровую кожу подушечкой мозолистого большого пальца. Руками, которые, возможно, не знали тяжелой работы, но трудились усердно. Часы за часами тренировок и надрывания спины для команды по борьбе. Ранним утром и поздним вечером. Долгие поездки. Короткие выходные. Жертвование личной жизнью, ради каждого момента в своей команде, пока я не начинаю задыхаться, потому что это все, что у меня есть.

Но сейчас со мной Вайолет.

Я не уверен, что, черт возьми, все это значит, или что, черт возьми, я делаю здесь с ней, но я знаю, как это чертовски приятно, когда ее рот прижимается к моему. Ее пальцы пробегают по всей длине моего бедра, намеренно или нет, вызывая горячее трение в паху.

Я стону ей в рот, убирая руку с ее лица, веду прямо вниз по руке. Она касается ее бедра, разминая плоть выше талии джинсов. Сжимаю. Пальцы дергают и скручивают ткань подола её одежды.

Она прижимается ближе с тихим мурлыканьем, маленькая грудь касаются моей груди, дыхание смешивается.

Мы не можем насытиться друг другом. Руки Вайолет в моих волосах, скользят по плечам, хватают, ощупывают, запоминают каждую твердую линию моего торса. Она прикасается ко мне так, как будто никогда раньше не прикасалась к мужской груди, рукам или мышцам.

Прикасается ко мне, как…

Как я…

Дерьмо. Как я прикасаюсь к ней.

Я хочу трахнуть ее так сильно, что с трудом соображаю.

Моя рука блуждает по ее стройному телу, большая рука скользит вверх и вниз по ее бедру. Между ног и под рубашку.

Вверх по плоскому животу.

В ее обнаженном торсе нет ничего особенного; не то, чтобы я раньше не держал руку под рубашкой девушки. Но это жар Вайолет, ее кожа, и она позволяет мне провести открытой частью ладони по изгибу ее груди.

Я подхожу к ее лифчику; он такой маленький, что вся чашечка помещается в мою руку. Без косточек. Текстурная, я трогаю кружево и просовываю руку внутрь. Пальцы играют с ее грудью, большой палец теребит сосок.

Вайолет стонет. Так неожиданно долго и громко, что я снова играю с ней. Конечно, сиськи у нее маленькие, но, когда я легонько провожу ладонью по самой бледной, шелковистой коже, которую когда-либо чувствовал, размер даже не регистрируется в моем мозгу как недостаток.

Она чувствуется прекрасно. Нетронутой.

По телевизору кричат и спорят, когда горцы вступают в бой, но я почти ничего не слышу.

Наши языки сплетаются, у неё, поначалу, получается неуверенно. Это нормально, мне не нужно, чтобы она пыталась сожрать меня; мы можем плавно двигаться к этому.

Мои руки выскальзывают из-под ее лифчика, двигаясь к талии и ее брюкам. Опускаются под пояс, назад и вперед по ее бедрам в пространстве, достаточном для маневра.

Она втягивает в себя воздух.

Задерживает его.

Я улыбаюсь ей в рот, покусывая зубами ее нижнюю губу, нащупывая пуговицу на джинсах, ощупывая петли джинсового ремня вслепую, как Хелен Келлер (прим. слепоглухая американская писательница, преподавательница и общественный деятель) на стероидах.

— Зик, пожалуйста, стоп.

Я замираю. Стоп. Пальцы неподвижно застыли на ширинке брюк. Медленно опуская руку, я отстраняюсь от ее тела, ища глазами ее широко раскрытые карие глаза. Лицо раскраснелось, приоткрытые губы припухли от поцелуев и посасываний.

— Прости, но мы должны остановиться.

Я наклоняюсь вперед на диване, кладу эти грубые ладони на колени, провожу ими вверх и вниз по бедрам, прежде чем поднять их к голове, пробегая ими по волосам.

— Все в порядке, Вайолет.

— Я-я думала, м-может быть, я смогу это сделать, но я не могу.

Не может?

Именно это меня и выводит из себя.

— Сделать это со мной или с кем-нибудь еще? — Слова срываются с моих губ, я уже знаю ответ.

Она не хочет делать это со мной, и почему, черт возьми, это меня так беспокоит? Я, блядь, недостаточно хорош? Слишком злой, слишком мрачный, слишком напористый?

— Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Без разницы. Я сказал, что все в порядке. — Моя челюсть сжата. Я качаюсь взад и вперед, чтобы расслабиться, уверен, что выгляжу как психопат.

Она изо всех сил пытается одернуть рубашку, расправляя подол, натягивая ее на пояс.

— П-прозвучало не нормально…

Я смеюсь слегка маниакальным смехом.

— Поверь мне. Я был в порядке до того, как пришел, и буду в порядке еще долго после того, как уйду.

Я резко встаю, хватаю куртку и натягиваю ботинки.

— Почему ты так расстраиваешься?

Одной рукой она проводит по своему розовому рту, кончиками пальцев трогает распухшие губы.

— Я не расстраиваюсь, — выдавливаю я неубедительно.

— Я-я просто не хотела, чтобы все зашло слишком далеко.

— Слишком далеко? Мы целовались минут пять. Не льсти себе.

Ее лицо становится ярко-красным.

— Но ты расстегивал мои штаны.…

— Ну и что? Что, по-твоему, я собирался сделать, Вайолет? Трахнуть тебя на диване? Мы просто целовались, в этом нет ничего такого. Может быть, я хотел тебя доставить тебе удовольствие ... Господи, я могу себя контролировать.

— Я знаю это!